Треугольная жизнь

– В каком смысле?

– Во всех! Смотрел твои документы. Меня расспрашивал.

– А ты его хорошо знаешь?

– Ну как я могу хорошо знать Аварцева? Сам подумай. Подошел к нему как-то после правления. Пригласил на открытие дворянского собрания. А он ответил, что его дед был буденновцем и дворян вешал и он этим гордится! Вот и все знакомство. Я очень удивился, когда он позвонил и запросил твое личное дело. Кстати, он не только у меня тобой интересовался.

– У Корсакова тоже?

– Тоже. Ну, я-то, сам понимаешь, сказал о тебе все только самое лучшее. И в производственном, и в личном плане…

– В личном?

В это время буфетчица из-за стойки посмотрела в их сторону, и Герке перешел на шепот:

– Меня это тоже удивило. Сейчас, сам знаешь, хоть зеленый, хоть голубой, хоть черный – лишь бы не красный. Иногда так противно! Ну, вот хоть этот, он еще передачу по телевизору ведет про оперу-балет, такое педрилиссимо – пробы ставить негде… Так бы и дал в лоб половником! Говорят, любовник помощника президента. Кошмар! Но всем наплевать! И вдруг Аварцев спрашивает: как ты насчет женщин? Мол, не было ли каких-нибудь нехороших историй в «Альдебаране»?

– А ты?

– Что – я? Сказал: образцовый семьянин, любишь детей… Не могу понять, зачем ты ему вдруг понадобился?

– А ты думаешь, я уже никому и понадобиться не могу?

– Получается, можешь. Всякое бывает. Ты уж не забудь, что я ему о тебе только хорошее говорил. И вообще, наше поколение должно объединиться, а то эти сопляки компьютерные нас совсем сожрут! Ладно, я пошел, а ты еще посиди. Не надо, чтобы нас вместе видели…

Башмаков, конечно, понимал, что Ветино признание без последствий остаться не могло, но во-первых, он не ожидал, что события станут развиваться столь стремительно, а во-вторых, его озадачила трусливая взволнованность Герке. После обеда позвонила Вета и сообщила, что она дома, неважно себя чувствует и хочет сегодня просто выспаться.

– Спи, усталая игрушка! – не очень удачно пошутил Башмаков.

– Я обиделась, – объявила она совершенно безобидным голосом.

– Очень?

– Очень-очень. А ты?

– И я очень-очень!

Башмаков возился со счетной машинкой, не переключающейся на сторублевые купюры, когда Тамара Саидовна позвала его к телефону.

– Олег Трудович? – спросил мужской, но по-секретарски мягкий голос.

– Я, – с непонятной готовностью ответил Башмаков.

– Я звоню вам по поручению Бориса Андреевича Аварцева. Он хотел бы с вами сегодня встретиться. У вас найдется время?

– Сегодня?

– Да. Завтра утром он улетает.

– Найдется.

– Прекрасно. Тогда не уходите с работы, пока не дождетесь моего звонка! Я вам объясню, где состоится встреча. Договорились?

– Договорились.

Тамара Саидовна, с утра необычно оживленная, засобиралась за полчаса до окончания рабочего дня, чего с ней давно уже не было. Она даже подмурлыкивала себе, когда красилась перед выходом. Гена успел шепнуть Башмакову, что объявился исчезнувший после увольнения Иван Павлович и сегодня у них свидание.

На пороге Гранатуллина обернулась, строго посмотрела на Гену счастливыми глазами и взяла с него страшную клятву, что в комнате курить он не будет.

– Чтоб я лопнул вместе с банком!

Игнашечкин сладко закурил буквально через минуту после того, как Тамара Саидовна унеслась к поседелому чекисту Ивану Павловичу.

– А мы и так скоро лопнем! – объяснил Гена Башмакову свое столь явное клятвонедержание. – Кончается кровушка. Кончается… Я тут с одним умным человеком общался. Говорит, в августе ожидается большая бяка. Банки будут лопаться, как целки в восемнадцатом году. Я себе уже и работу приискиваю. А может, рискну – открою свою контору. Я и название придумал – «Кибермаг». И рекламу: «Хочешь быть обеспеченным? Покупай программное обеспечение только в «Кибермаге». Ну как?

– Очень прилично. Жаль, если банк лопнет… Надо будет работу искать. Возьмешь в «Кибермаг»?

– Да брось ты, какой «Кибермаг»! Разве эти «банкососы» кого-нибудь пустят… А вот интересно, куда они лося денут, если лопнут?

– Какого лося?

– Бронзового. Четыре метра в холке. Рога вот такие! – Гена распахнул руки. – Юнаков заказал в Канаде у знаменитого скульптора-анималиста, чтобы перед фасадом установить. Только аванс – сто пятьдесят тысяч заплатил. Представляешь, голубые ели, а из елей выходит бронзовый лось!

– М-да, жалко лося…

– Ты лучше, Трудыч, о другом пожалей!

– О чем?

– Сам знаешь. Вета, конечно, девушка милая, но…

– А что – так заметно?

– Трудыч, я, полный козлотёпа в этом деле, и то через неделю заметил, а Томка уже на следующий день все поняла. Вы же за обедом солонку друг другу подаете, как трахаетесь… Но не в этом дело. Ты хоть понимаешь, во что влип?

– Во что?

– Придуриваешься?

– Частично.

– Ты хоть знаешь, кто такой Аварцев?

– Член наблюдательного совета.

– Нет, я думаю, ты просто пока не понимаешь. Как бы тебе объяснить?

– Уж объясни как-нибудь!

– Вношу ясность. Допустим, Юнаков – слон. Корсаков – бык. Я, чтобы тебе не обидно было, – козел. А ты, уж извини, моська. А вот кто в таком случае Аварцев, как полагаешь?

– Тоже слон?