Тревожная ночь

Оля никогда не задумывалась над тем, какой у нее характер — плохой или хороший. Только иногда, столкнувшись с очень скупым человеком, думала, что она добрая, а встретившись с добряком, считала себя скуповатой. Так бывало всегда в тех случаях, когда ее поражали в ком-либо ярко выраженные черты характера. И вот сейчас, почувствовав в Коле растерянность, она ощутила себя смелой и решительной.

— Промок? — спросила Оля.

— Нет. И все части от комбайна сберег. Это главное. Они сухие. Можно собирать.

— Они-то сухие, — усмехнулась Оля, — а ты-то весь какой-то не такой.

Она еще и сама не знала, удастся ли спасти хлеб. Можно ли поднять полегшие хлеба? Но у нее была уверенность, что все обойдется, и думала она примерно так: «Конечно, случилась беда. Но ведь не первый раз во время уборки идет дождь, пусть даже такой сильный. Главное, не опускать руки, не вешать носа, не теряться. Нет такого положения, из которого нельзя было бы найти выход. Надо быть спокойным и, главное, действовать без паники. А вот Коля Перепелкин совсем раскис. Другим ведь был парень до дождя. Совсем другим!»

14. КУЗЬМА ИЛЬИЧ ЕДЕТ!

Не зря Кустов ездил в рисосовхоз. Пригодилась-таки дружба с рисоводами.

Почти ежегодно урожай риса полегает на всех площадях. И вот передовые механизаторы-рисоводы создали специальные приспособления к комбайнам, которые позволяют полностью собирать урожай, несмотря на большую влажность риса. Об этих-то приспособлениях и подумал Каляга, еще когда только предвещали плохую погоду. Известно ведь, что хорошо идет работа у того хозяина, который телегу готовит зимой, а сани — летом…

Оля еще стояла возле Перепелкина, стараясь понять, что с ним произошло, когда по дороге на ток, разбрызгивая грязь, примчался на мотоцикле Кустов.

Казалось чудом, как его мотоцикл не вязнет в жирной земле, а мчится, выбрасывая из-под колес целые фонтаны черной воды.

— Кузьма Ильич едет! — радостно воскликнула Оля.

Перепелкин рванулся было ему навстречу, но потом резко повернулся и вошел в домик бригады.

С Кустовым они встретились в комнате бригадира, где стояли кровать и столик с рацией «Урожай». Кузьма Ильич отвязал от багажника и внес в комнату тяжелый ящик.

— Распакуй, — сказал он Коле, не глядя на него, и вышел из комнаты.

Хорошая земля чернозем, но после сильного дождя ходить по такой земле мука. Вытаскивая сапоги из липкой грязи, Кустов шел к комбайну, стараясь не думать о Перепелкине. Прошедший дождь так взволновал Кустова, что история с Перепелкиным отошла на второй план. Думалось о другом: «Рис убирают и не по такой воде. Но, конечно, одно дело — рис, а другое — ячмень или пшеница…»

Вот они, степные корабли — комбайны, стоят в тех местах, где их застал ливень. Ячменные и пшеничные стебли, которые совсем недавно стояли сплошной стеной, теперь пригнулись к самой земле. Ну как возьмет их машина? Ведь даже роса, бывало, мешала работе комбайнов. А тут прошел ливень. Полегли плашмя колосья, налитые добрым, тяжелым зерном. И это зерно вот-вот смешается с грязью, зароется в разжиженную землю, и тогда… Тогда пиши акт: «По метеорологическим условиям и не зависящим от колхоза причинам убрать урожай в количестве, которое было определено на корню, не представлялось возможным…»

Неужели так оно и будет?

Комбайнеру Кустову и раньше доводилось убирать полегшие хлеба. Но такого ливня он не помнит за всю свою комбайнерскую двадцатилетнюю практику. Казалось, все водопады обрушились на землю. Заглохли моторы комбайнов, которые успели начать работу. Мутная вода бурными потоками неслась по земле, заливая колеса тракторов и комбайнов, вырывая с корнем пшеницу.

Теперь дождь будет не скоро. В самый раз начинать уборку. Но как ее начнешь, когда решета сняты? Когда разобраны механизмы комбайновой очистки?

И вот уже бежит по мокрому полю Перепелкин. В руках у него большой и, видимо, тяжелый узел. Лицо у Коли красное, на лбу и щеках капли пота и грязной воды, которая бежит из-под ног к самому лицу.

— Кузьма Ильич! Кузьма Ильич!

Коля подбежал к комбайнеру и, не переводя духа, выпалил:

— Я обманул вас!

Сказал Перепелкин три слова, а больше и не надо.

— Давай работать! — Кустов взял у Коли из рук брезентовый узел и полез в комбайн…

Кустов «повел» Перепелкина в самое «нутро» комбайна. Коля и не думал, что в этой машине так мудро все приспособлено, что отодвинь только одну решетку, поверни рычаг, и можно достать любой узел, можно проникнуть в самый отдаленный угол огромного агрегата.

Когда Коля очнулся от первого изумления, он начал спрашивать Кустова: «А это что за рычаги? Для чего тут решетка? А что это такое, а что то?»

Теперь Коле Перепелкину стало ясно, что он совсем не знал комбайна. Он щупал маслянистые части машины, которая была теперь перед ним вся как на ладони.

Кустов между тем взял в руки молоток на длинной рукоятке и принялся ударять им по металлическим частям комбайна. «Дзинь-блям, блям-бум, бум-бум», — звонко отзывалось железо. И вдруг на удар молотка железо отозвалось без звона.

Кустов сказал: