Читаем Тревожная осень полностью

– Тогда идем дальше, Александр Владимирович. Гришу-массажиста я спрошу, сколько стоит бутылка коньяка, который он хотел бы иметь в своем баре, и отдам ему эту сумму. Кто-то мне сказал, что в сестринской стоит баночка для мелочи, чтобы там всегда был чай, кофе и сладости. Сестры кладут туда, кажется, по 10 евро в месяц. Туда я тоже что-нибудь положу. И вроде бы на этом все обязательства можно считать выполненными. Согласны вы со мной, Александр Владимирович?

– Если принять вашу точку зрения на взаимоотношения пациента с медицинским персоналом, наверное, да.

– Тогда за дело, Александр Владимирович.

Дымов пружинисто вскочил с кровати и в первую секунду жутко испугался, что его накроет волна боли (кажется, у Павлова это называется условным рефлексом), но вспомнил, что он свободен (сво-бо-ден!!!), и радостно рассмеялся.

– Александр Владимирович, если можно, давайте я составлю список даров, а вы съездите и купите. Я схожу к секретарше и попрошу ее устроить нам завтра аудиенцию у профессора для решения формальностей. Может, я что-то еще должен.

– Сомневаюсь, Андрей Семенович, – возразил Жизнев. – Во-первых, как правило, страхуя себя, в больнице при госпитализации насчитывают сумму с большим свободным запасом (своеобразный депозит). И, во-вторых, вы выписываетесь на день раньше, поэтому, скорее всего, они вернут вам какую-то сумму.

– Думаете, вернут? – удивился Андрей Семенович.

– Не думаю, а уверен. Иначе просто быть не может, – почему-то с вызовом в голосе ответил Жизнев. – Буду у вас завтра утром, а вечером, пожалуй, поработаю. Сейчас я поеду, с вашего разрешения. Но перед этим зайду к кому-нибудь из боссов и попрошу выписать вас завтра. И смотрите, так как вы уже без катетера, да еще с отдельной палатой люкс, не набросьтесь на кого-нибудь ночью. Вам нужно недельки две, по крайней мере, воздерживаться от «скоротечных огневых контактов».

– Ой, Александр Владимирович, слушайте, хорошо, что вы напомнили. Купите, пожалуйста, самую большую, дорогую коробку конфет лично для Даниелы, а то еще скажет, что все мужики – сволочи, bastards. Я ей очень благодарен: ведь ни к чему не обязывающим трепом она помогала перенести все мои почти двухнедельные тяготы. Так что пусть кушает шоколад, милая девочка.

– Ну, Андрей Семенович, хорошо же вам Майер операцию сделал – ничего, видать, лишнего не вырезал, если вы и Даниелу вспомнили.

– Да бог с ней, с Даниелой. У меня еще одна идея. Завтра, то есть в четверг, я рассчитываю отсюда выйти. Билеты у нас на воскресенье. Что мы будем делать два дня в этом городишке? Давайте я попрошу секретарей перебронировать билеты на пятницу. Хорошая идея?

И они, не сговариваясь, хором протянули:

– Ведь к семьям хочется.

Как только Жизнев уехал, чтобы ничего не забыть, Андрей Семенович записал на бумажку перечень вопросов, которые ему предстояло решить перед отъездом. Набралось целых восемнадцать пунктов. Он подумал, что слишком много, стал перечитывать и понял, что добрая половина написанного относится к рабочим делам, которые нужно решать, по крайней мере, на будущей неделе, и что он занес их в список автоматически. Это позволило ему сделать для себя важный вывод: он снова в обойме.

Часам к восьми Дымов почувствовал жуткую усталость и, отказавшись от ужина, завалился спать. Последняя мысль, которую лениво гонял по извилинам засыпающий мозг, была о том, что только после двухнедельной жизни с катетером можно осознать всю прелесть сна без него.

Последние дни, уже прооперированный, он спал очень плохо, часто просыпался и думал, какой будет жизнь после случившейся с ним напасти и каким станет он сам. Андрей Семенович понимал, что два последних месяца сильно его изменили. А в эту ночь он не проснулся ни разу и, посмотрев на часы, присвистнул: проспал целых двенадцать часов, чего с ним никогда не случалось, даже в детстве.

Он встал под душ, но не почувствовал той радости и свободы, которую испытал вчера, будучи едва освобожденным от мочесоса. «До чего быстро человек привыкает к хорошему, – подумал Андрей Семенович. – Вот я принимаю душ, как в обычный рабочий день, и уже не на седьмом небе от счастья».

Он взглянул на часы и начал быстро делать то, что в обычной жизни делал каждое утро: бриться, завтракать, прикидывать план действий на день.

Вошедший с двумя пакетами Жизнев был искренне удивлен, увидев Андрея Семеновича при галстуке и в пиджаке, сидящим за столиком и что-то лихорадочно записывающим в своем ежедневнике.

– Вы собираетесь на какую-то важную планерку? – с долей иронии спросил Жизнев.

– Нет, Александр Владимирович, просто составляю план работы на понедельник, чтобы ничего не забыть. Меня почти месяц не было на месте, – отрешенно произнес Дымов. Мыслями он, несомненно, был уже в своем кабинете.

– Андрей Семенович, миленький, Майер вас сейчас выпишет, но я, лечащий врач, еще не выписал вас в понедельник на работу.

– А что, нельзя? – растерялся тот.

Перейти на страницу:

Все книги серии Одобрено Рунетом

Записки психиатра. Лучшее, или Блог добрых психиатров
Записки психиатра. Лучшее, или Блог добрых психиатров

Так исторически сложилось за неполные семь лет, что, стоит кому-то набрать в поисковой системе «психиатр» или «добрый психиатр» – тут же отыщутся несколько ссылок либо на ник dpmmax, уже ставший своего рода брендом, либо на мои психиатрические байки. А их уже ни много ни мало – три книги. Работа продолжается, и наше пристальное внимание, а порою и отдых по системе «конкретно всё включено» с бдительными и суровыми аниматорами, кому-то да оказываются позарез нужны. А раз так, то и за историями далеко ходить не надо: вот они, прямо на работе. В этой книге собраны самые-самые из психиатрических баек (надо срочно пройти обследование на предмет обронзовения, а то уже до избранного докатился!). Поэтому, если вдруг решите читать книгу в общественном месте, предупредите окружающих, чтобы не пугались внезапных взрывов хохота, упадания под стол и бития челом о лавку.

Максим Иванович Малявин

Юмор / Юмористическая проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее