Тревожное счастье

— Эй, ты там! Не ты поставил, не трожь. Привыкли хватать чужое, точно свое!

Петро отскочил, чтобы занять более выгодную позицию для обороны.

Из кустов показалась рыжая борода, блеснули колючие глазки. Но Петро сразу увидел, что перед ним не враг. Из зарослей вышел старик лет семидесяти, вооруженный лишь ножиком да срезанными прутьями лозы. Правда, глядел он неприязненно, заросшее лицо казалось сердитым. Матюкнулся и повторил:

— Не ты поставил, не трожь! Не твое…

Петро решил договориться мирно и кротко попросил:

— Перекиньте, дедушка, на ту сторону, пожалуйста. К сестре иду в Заполье.

Старик окинул его проницательным и критическим взглядом.

— А что дашь?

— Что я тебе дам! В карманах у меня ветер гуляет…

— Десять марок! — решительно заявил лодочник.

Петра возмутила наглость и жадность старика. Собственно говоря, не столько жадность, сколько то, что он потребовал марки. Если б он запросил тысячу рублей, Петро только посмеялся бы. А то марки!

— Ты что ж это, старый черт, разбогатеть задумал?

— А это дело мое. Может, и разбогатею.

— Марочник какой нашелся! Люди кровь проливают, а он марки копит…

— Ну, так катись ты… — выругался старик и презрительно отвернулся.

«Ах ты, псина старая! Сейчас ты у меня другое запоешь…» Петро достал из кармана пистолет, перекинул с руки на руку, словно вороненый металл жег пальцы.

— Эй, ты, марочник! Гляди! Могу дать тебе марочку, золотую. Нет ей цены. Из этой вот игрушки.

Старик искоса посмотрел на пистолет и молча двинулся в кусты.

— Ты куда?

— За веслом.

— Другой разговор. Однако и я с тобой…

— Да вот оно, весло, — наклонился он.

— Не вздумай к немцам привезти, если собираешься еще богатеть, — предупредил Петро, вскочив в лодку.

Он сел на носу, не выпуская из рук пистолета, лодочник — на корме. По реке плыли молча. На песчаном перекате старик живо, как молодой, выскочил и подтолкнул лодку. Когда выплыли на днепровский простор, он вдруг весело улыбнулся и спросил:

— А я, кажется, уже перевозил тебя однажды?

— Когда?

— Не помню когда, а лицо твое запомнилось. Вид у тебя больно невеселый. На смерть краше идут.

Петро вздрогнул: значит, этот дед перевозил его три года назад, когда он ушел от Саши, увидев, как они играли в волейбол, — Саша и тот… Пальцы впились в рукоятку пистолета.

— А хлопушку свою спрячь, — говорил меж тем старик. — Был бы я твоим командиром — такую бы припарку тебе прописал за то, что ты вертишь этой игрушкой у каждого под носом. Дурень ты, брат…

— Ну-ну! Командир! Поговори еще!..

— Мне не раз хотели рот заткнуть — не заткнули, как видишь. А как же мне тебя назвать, коли ты самый натуральный дурак? Скажи и на том спасибо…

Петро усмехнулся.

— Веселый ты, дед!

— Знаешь, как это называется? — стукнул он веслом о борт. — Душегубка. Ты вот держишь свою цацку, а я могу во как, — лодка сильно качнулась.

— Ну-ну!

— Это я тебя предупредил, чтобы ты остерегся… А кабы я сразу… Пикнуть бы не успел. Пошел бы твой пистолет на дно, а следом — и ты. Я помог бы веслом по башке, чтоб долго не болтался. Я, брат, и спасать умею и топить кого надо…

Петро почувствовал, как похолодел затылок. Он понял: здесь, посреди реки, он со своим оружием беспомощен перед этим седым, взъерошенным, слабосильным на вид стариком. Но вместе с тем тот вызывал теперь уважение и доверие. Нет, не десять марок были ему нужны, а что-то другое! Может быть, это какая-то хитрая проверка или пароль? Своего отношения к «новому порядку» старик не высказал ни одним словом, но Петро почему-то почуял в нем надежного человека и сунул пистолет в карман.

— Не будем ссориться. Мы же — старые знакомые. Скажи лучше: ты, случайно, не оттуда? — кивнул он в сторону местечка, которое за выступом берега не было видно.

— Оттуда. А что?

— У вас там врачом работала Мария Сергеевна Песоцкая.

Лодочник пристально посмотрел на него и уточнил:

— Марья Сергеевна Кутека, это муж у нее был Песоцкий. Ага, работала. И теперь работает.

— Работает? Где?

— В больнице. Где же еще! При любой власти люди болеют, — философски-рассудительно сказал он и, немного помолчав, спросил: — А ты откуда знаешь нашу докторку?

— Лечился у нее, — соврал Петро, чтоб не пускаться в лишние объяснения.

— А-а…

Лодка ткнулась носом в песчаный берег как раз у глубокого оврага. Такие овраги в высоких берегах вымывают вешние воды, отыскивая кратчайший путь к Днепру. У самой воды они глубоки и широки, дальше в поле мелеют, суживаются и разветвляются, как дерево. Там, где есть родники, ручьи в оврагах живут до лета, а потом пересыхают.

Петро понял, что старик нарочно привез его к этому оврагу, чтобы оберечь от опасности на первых шагах. В груди колыхнулась теплая волна благодарности.

«Вот он какой, этот дед: мудрый, хитрый, осторожный».

Петро ступил на чисто промытый песок и придержал лодку, потому что старик уже уперся веслом в дно, чтоб оттолкнуться.

— Спасибо, дедушка. Не обижайся, что я так…

— Бог с тобой, — ответил тот, грустно склонив голову.

— Будь здоров.

— Будь здоров и ты, сынок.

А когда Петро отошел, старик вдруг тихо окликнул:

— Послушай! Хлопец! Ты к докторке? Будь осторожен. В школе немцы.