Тревожное счастье

«Вон какие песни вернулись, крепостные… А где теперь этот учитель? Он ведь до войны работал в нашей школе. Учил Данилу. Рыбу вместе ловили. — Мысли ее снова вернулись к брату. — Эх, Даник, Даник!.. Хорошие люди тебя учили… Я так любила тебя, нянчила маленького. А ты… Куда ты клонишься? За кем идешь? Неужто они захватили в свои сети твою душу?»

С болью, злостью и обидой думала она о брате. И вдруг возникла мысль, что она, может быть, неправа. Постепенно мысль эта превращается в убеждение. Он еще ребенок, мальчишка, увлекся войной, оружием. Надо бороться за него, оторвать его от Кузьмы.

Кузьма, их двоюродный брат, служил в полиции, теперь стал начальником поста, «верховной властью», как он кричал пьяный. «Главный изменник», — назвала его Саша. Измена Кузьмы была жестоким ударом, и она до сих пор не может понять, что толкнуло молодого человека из трудовой семьи на такой путь. Саше казалось естественным, что в полицейские пошел сын кулака Гниды. Не удивилась она, когда записался в полицию ее бывший одноклассник Колька Трапаш. Этот и в школе был матерщинник, курильщик, картежник, да и семья у них какая-то бестолковая. А Кузьма из такой почтенной семьи. Мать его — родная сестра отца — на редкость честная, набожная и работящая женщина. О ней говорили, что никто не видел, когда она спит и ест, и Саша верила этому. Тетка Хадоська перехватит чего-нибудь у печи, прикорнет где-нибудь в борозде за прополкой и — снова за работу. Отец Кузьмы, говорят, не такой был неуемный труженик, иной раз и в чарку заглядывал, но и его поминали с уважением. Саша плохо его помнила: он умер в первый год коллективизации. На руках у тетки осталось шестеро детей, и она гордилась, что вырастила их, вывела в люди. В науку они не пошли, только младшая дочка окончила педучилище. Набожная Хадоська и не стремилась их учить. «Пускай на земле трудятся, — говорила она. — Земелька всех прокормит». Но дети почему-то не задерживались в колхозе. Самый старший пошел в зятья в город, в семью рабочего. Одна дочка вышла за лесника, другую увез какой-то шофер-украинец. Самым работящим в семье был Кузьма. В школе он учился не ахти как, но зато с малых лет кормил семью рыбой. Он был такой завзятый и искусный рыболов, что даже опытные и старые мастера советовались с ним и брали его с собой. А еще он увлекался лошадьми. Окончив четыре класса, Кузьма стал колхозным пастухом. Потом поступил на конный завод и работал там лет пять. Женился. Привез к матери жену. И вдруг года за два до войны оказался в рыболовецкой артели где-то на Днепре. Вскоре после прихода немцев он заявился в родную деревню полицаем.

Пока Кузьма был просто полицаем, и притом единственным здесь, он не слишком мозолил людям глаза — больше посиживал дома. А когда стал начальником поста и получил в свое распоряжение еще двух человек, сразу отправился в обход по хатам. Зашел и к Трояновым. Уже слегка подвыпив где-то, поздоровался громко, весело:

— Хайль, дорогие сестры!

Саша отвернулась. Это его задело, и он с иронией спросил:

— Не нравится, сестричка? Известно, как же тебе может нравиться! Ты ведь комсомолка, тебя советская власть выучила.

— А тебя она обижала? — сурово бросила Саша.

— Обижать не обижала, однако и ходу не давала. Я мозолями кусок хлеба зарабатывал.

— Куда ж это тебе ходу не давали?

— Хозяином стать.

— Кулаком?

— Вот-вот… Так ваша власть и рассуждала: чуть станет человек на ноги, начнет богатеть — кулак, в Соловки его…

— Вот какое у тебя нутро! Не знала. Значит, ты надеешься, что немцы за твою службу имение тебе дадут? Помещиком сделают? А мы будем у тебя батрачить, так?

Поля подавала Саше знаки: молчи, мол, кому ты говоришь, подумай! Кузьма это заметил.

— Что ты там мигаешь, Поля? Боишься? Не бойся. Я ведь не чужой — брат… Своих не обижу. Только бы родичи мне ножку не подставляли. Поддержите меня — будете жить не тужить. А что Саша думает, мне и так известно. Ничего… Перемелется — мука будет. Люди не сразу умнеют.

— Один ты сразу умным стал, — снова не сдержалась Саша.

Он не ответил и продолжал:

— А батраками никто вас делать не собирается. Каждый будет жить, как захочет. Не станут больше стучать в окна: выходи на работу! Ты на доктора училась — иди работай доктором. Я уже говорил в волости с бургомистром, чтобы медпункт у нас открыли. Для тебя, Саша, место… Гарантирую!

— Благодарю за милость! — с горькой иронией ответила Саша, чувствуя, как растет желание плюнуть братцу в его красную пьяную физиономию.

— Ты ж не немцев будешь лечить — своих людей…

— Оставь ее, Кузьма, — решительно вмешалась Поля, обращаясь, однако, к полицейскому приветливо. — Она нездорова. Не надо ей работать. Как-нибудь проживем.

— Протестуете? — кисло усмехнулся Кузьма. — Ну что ж, протестуйте. Только, — он погрозил пальцем, — смотрите у меня, чтоб за порог этой хаты ничего не вышло… Ты, Поля, умная девушка. Я тебя знаю и спокоен. А ты, Саша, гляди, язык не распускай. Я за тебя отвечать не желаю. Помни: беспорядков любая власть не любит!

— Не бойся, Кузьма, не подведем, — успокоила его Поля.