Тревожные люди

– Конечно. Если вам так больше нравится.

На прощание Зара не стала пожимать ей руку. По дороге из кабинета она передвинула фотографию на книжной полке и поменяла местами три книги. Вообще-то любимчиков у психологов не бывает, но если бы и были, то Зара в их число явно бы не вошла.

Только на третий раз психолог поняла, насколько серьезна болезнь Зары. Это случилось сразу после того, как Зара объяснила ей, что «демократы обречены, потому что идиоты готовы поверить во все что угодно, лишь бы это была красивая история». Психолог это высказывание тщательно проигнорировала. Вместо этого она стала расспрашивать Зару о детстве, работе и все время интересовалась, что она «чувствует». Что вы чувствовали, когда это случилось? Что вы чувствуете, когда говорите об этом? Что вы чувствуете, когда понимаете, что чувствуете то, что почувствовали? И насколько оно для вас чувствительно? Наконец Зара и вправду что-то почувствовала.

Они говорили о чем-то отвлеченном, когда Зара вдруг погрузилась в себя и прошептала, словно голос принадлежал кому-то другому:

– У меня рак.

В комнате воцарилась такая тишина, что стало слышно биение их сердец. Руки психолога безвольно упали на блокнот, дыхание стало затрудненным, с каждым вздохом легкие наполнялись лишь на треть, словно боясь, что их обладательница испустит дух.

– Мне очень, очень, очень жаль, – наконец сказала психолог, и голос ее всякий раз с выученной интонацией подрагивал на звуке «о».

– Мне тоже жаль. Вообще-то я в полной депрессии, – сказала Зара, вытирая глаза.

– Рак… чего? – поинтересовалась психолог.

– Какое это имеет значение? – прошептала Зара.

– Да-да, конечно, теперь это не имеет значения. Извините. Это был необдуманный вопрос.

Зара пустым взглядом смотрела в окно – так долго, что свет успел перемениться. Утро переросло в полдень. Затем она подняла голову и сказала:

– Не стоит просить прощения. Это была выдумка.

– Э… простите?

– Нет у меня никакого рака. Я вам соврала. И все же повторюсь: демократия – это дерьмо!

И только тогда психолог поняла, насколько Зара больна.

– Такими вещами не шутят, – проговорила она.

Зара посмотрела на нее с удивлением:

– Значит, вам бы больше хотелось, чтобы у меня был рак?

– Что? Нет, конечно нет, но…

– Разве вы не рады, что это шутка и у меня нет рака? Или вы желаете, чтобы я заболела?

От негодования шея у психолога пошла красными пятнами.

– Нет! Конечно, я не хочу, чтобы у вас обнаружили рак!

Зара тщательно сложила руки на коленях и проговорила: «А я чувствую, что желаете».

Той ночью проблемы со сном были у психолога. Зара имела свойство производить на людей такой эффект. Когда Зара пришла к психологу в следующий раз, фотография мамы со стола исчезла, и в какой-то момент Зара уже была близка к тому, чтобы рассказать правду о том, почему у нее проблемы со сном. В сумке у нее лежало письмо, которое все объясняло. Если бы только она показала его психологу, все могло бы сложиться иначе. Но вместо этого она долго сидела и рассматривала картину, висевшую на стене. На ней была изображена одинокая женщина, взиравшая на бескрайнее море и горизонт. Облизнув губы, психолог участливо спросила:

– О чем вы думаете, глядя на эту картину?

– Я думаю, что если бы я могла повесить на стену только одну картину, то это точно была бы не она.

Психолог невозмутимо улыбнулась:

– Я часто спрашиваю своих пациентов, что они думают, глядя на эту женщину. Кто она? Счастлива ли она? Как вы думаете?

Зара равнодушно пожала плечами:

– Я не знаю, что для нее значит счастье.

Помолчав, психолог призналась:

– Впервые слышу такой ответ.

Зара ухмыльнулась:

– Это потому, что вы формулируете вопрос так, будто на свете существует только один вид счастья. Но счастье, оно как деньги.

Психолог улыбнулась с видом собственного превосходства, как может улыбаться лишь тот, кто считает себя очень глубоким человеком:

– Это довольно поверхностное суждение.

Зара застонала, как подросток, вынужденный объяснять что-то неподростку.

– Я же не сказала, что счастье в деньгах. Я сказала, что счастье – как деньги. Это выдуманная ценность, которая появилась для обозначения того, что мы не в состоянии измерить и взвесить.

Голос психолога дрогнул на первых словах:

– Да… да… возможно. Но мы можем изменить и взвесить стоимость депрессии. И нам известно, что в период депрессии мы боимся стать счастливыми. Даже депрессия может стать надежным коконом: вы думаете, что если вы не будете страдать, не будете злиться, то… утратите свое «я», правда ведь?

Зара поморщилась:

– Вы так считаете?

– Да.

– Это все потому, что люди смотрят на тех, кто богаче их, и ноют: «Да, хоть они и богаты, но не счастливы». Как будто для всех, кто не совсем конченый идиот, смысл жизни только в том, чтобы круглые сутки быть счастливым.

Психолог что-то пометила у себя в блокноте и, не отрывая взгляда от записей, спросила:

– Так в чем же тогда смысл? Как по-вашему?

Зара ответила так, будто думала над этим долгие годы. Как человек, давно решивший, что для нее важнее важность работы, чем важность жизни.