Тревожные облака

Скоро полночь. «Подгорный» безлюден. У здания амбулатории мелькнула и скрылась-одинокая фигура. За четверть часа до полуночи каждый прилаживается к новогодней чарке. В конторе комбината и его ожидает место за общим столом.

Окна конторы, залепленные снегом, светятся, как добела раскаленный металл.

Старик медленно бредет вдоль длинного барака. Вот и окна бухгалтерии. Оттуда доносится шум и смех, приглушенный двойными рамами. Аполлинарий счищает варежкой снег со стекла и заглядывает внутрь. Так и есть: все уже сидят за составленными в ряд столами, накрытыми белыми простынями. На столах бутылки спирта, шампанское, хлеб, вспоротые банки консервов, рагу - смесь гречневой каши-концентрата с распадающимся на волокна консервированным мясом. Рапохин и Климов стоя толкуют о чем-то. Климов улыбается и похлопывает директора по плечу.

Старику хочется в контору, в человечье тепло. Оленья доха хорошо греет старое тело, а согреть его изнутри и того лучше.

Покряхтывая, он переминается с ноги на ногу. Затем, расстегнув доху, достает из кармана радиограмму. Может, в аппаратной, в одиночестве, новость показалась ему слишком мрачной? Снежинки набрасываются на бумагу, как пчелы на потревожившего их человека. Старик ворчит, смахивает с радиограммы снег и, шевеля губами, перечитывает ее, поспешно сует бланк в карман, теснее запахивает доху. Он не тронется с места, покуда -сослуживцы с легкой душой не встретят Новый, 1954 год. Ни к чему без особой нужды портить людям праздник. Пусть взыскивают с него потом, но он еще потопчется под этими окнами. Ему не двадцать лет, может и потерпеть!

Постукивая на ходу ногой о ногу, Аполлинарий несколько раз прошелся вдоль стены. Когда часы показывали без двух минут двенадцать, он снова остановился у того же окна.

Рапохин в одной руке держит стакан, другой указывает на свободное место между собой и Катей. Девушка недоуменно пожимает плечами, но вот к ней подходит хромоножка-главбух и усаживается на место Аполлинария. Все почему-то рассмеялись.

Обида сводит губы старика. Можно бы и не занимать его место. Ведь это ради них стоит он сейчас на собачьем ветру…

«Теперь уж не к чему торопиться,- решает огорченный Аполлинарий. - Новый год встретили без меня, проживут без меня еще чуток…»

Если он войдет сейчас, когда люди сидят за столом, каждый увидит, как он подойдет к Рапохину, как передаст ему радиограмму, как переменится директор в лице. Лучше дождаться, когда они встанут из-за стола, перемешаются в хмельной праздничной сутолоке.

Пусть себе спокойно пьют и едят, он подождет!

А ветер напирает сильным плечом, норовит прижать старика к окну, будто хочет вдавить его внутрь, разоблачить перед всем честным народом его хитрость. «Ну-ну,- сердится Аполлинарий.- Рад, что силен, и потешаешься над стариком.,.»

Ветер крепчает, старику становится не под силу бороться с пургой. «Вот схожу домой,- грозится он,- прихвачу спальный мешок и до утра пролежу тут. Ничего ты со мной не поделаешь…» Но домой он не идет, а огибает барак и прячется под окном отдела кадров. «Пережду лучше здесь… Нелегко голодному смотреть на праздничный стол…» Аполлинарий с полудня постился в ожидании новогоднего ужина.

Часовая стрелка почти неприметно ползет по циферблату, кажется, что и время остановилось, чтобы досадить Аполлинарию. Глухо доносится сюда застольный шум, чьи-то громкие выкрики, нестройное «ура», песня. Аполлинарий настораживается: если запели, значит скоро выйдут из-за стола.

И верно, спустя несколько минут молодежь, повалила через коридор в отдел кадров, за-заиграл патефон. Аполлинарий всмотрелся. Рапохина здесь не было.

Старик поспешил в контору и по слабо освещенному коридору, делившему барак на две половины, прошел к распахнутой двери бухгалтерии. Удача! Столы опустели, только Рапохин и главбух о чем-то ожесточенно спорят.

- Штрафную! Штрафную! - крикнул Рапохин, заметив радиста.- Ты что же, проспал, Игнатыч? Придется и мне за компанию принять сверх всякой бюджетной нормы!..

Аполлинарий протянул Рапохину радиограмму, взял из его рук стакан и одним духом выпил.

- Садись,- угрюмо сказал Рапохин. Рука, державшая радиограмму, тяжело опустилась на стол.- В ногах правды нет. Садись.

Аполлинарий присел на краешек стула. Главбух осторожно взяла радиограмму, разгладила и прочла:

«Согласно протокола № 3, комиссия постановила дальнейшие поиски катера «Ж-257» прекратить зпт комиссию распустить тчк Катер считать не погибшим, а пропавшим без вести…»

- Грустно,- сказала она. В крупных, чуть навыкате глазах сверкнула слеза. - Очень грустно.

В дверях показалась Катя. Застегивая шубку и еще не заметив радиста, она с порога крикнула Рапохину:

- Пойду за Аполлинарием! Кто со мной, пробежаться до аппаратной? - и она призывно помахала платком.

Но тут она разглядела сгорбившуюся фигуру радиста в дохе, почувствовала, что случилось недоброе, и кинулась к белевшему на столе бланку радиограммы.