Тревожные облака

- Ну и торговля, ну и гендель, нехай их бес возьме! - суетился Бобошко вокруг Савчука, к которому он и приходил в редакцию с объявлением о «дешевой распродаже спортивных принадлежностей». - Хоть караул кричи. Одни ботинки и беруть у меня, раз в месяца Товар - первый сорт, взуешь - нога сама пойдет. Двойна подошва, кружочки, як лялька щиблет…

- Хвалил цыган краденую кобылу! - презрительно сказал Савчук; представился случай расположить к себе парней.

- У кого ж я крал?

- «Динамо» обобрал, - сказал Савчук. - Магазин «Динамо». Ято знаю, хоть мне очки не втирай.

- «Динама»! - кликушески выкрикнул Бобошко. - А що она «Динама» значит по-православному, а? - Короткой рукой он стал колотить себя в грудь. - Я господен престол знаю, богоматерь, святое причастие, власть единую, сущую, праведную, новый германский порядок, ридну Украину, а ты мне «Динама». Кровь наша, пот кровавый, слезы малых диток наших, от оно що твоя «Динама»…

- Заткнись, ворюга! - оборвал его Савчук. - Клейма на тебе ставить негде, а тоже в святые колокола звонишь.

- Украина, говоришь? - Соколовский приблизился к Бобошко. - Смотри, - он кивнул на рослых, сильных, несмотря ни на что, парней, в глазах которых лавочник не видел сочувствия или снисхождения к себе. - Вот она - Украина.

Ответ застрял в горле Бобошко: он встретился глазами с Мишей Скачко. Жив! Как ни в чем не бывало. И смотрит на него так нагло, что Бобошко молча попятился.

- Гроши, гроши кто заплатит? - бормотал он, когда футболисты связали попарно бутсы и, перекинув через плечо, стали выходить на улицу.

Савчук, уходя, бросил Бобошко издевательски:

- Иисус Христос заплатит, человече. Власть единая, сущая, праведная… Теперь тебе хана, ты партизан обмундировал.

Но доверия к Савчуку не было. Он понимал это, не искал дружбы, а, считая людей пакостниками и трусами, приглядывался к парням, поджидая случая, чтобы развенчать авторитет Соколовского, выдать его с головой немцам и стать хозяином положения.

Такая возможность как будто представилась Савчуку, когда Соколовский рискнул заняться освобождением из лагеря четырех «запасных». Трое из них - Арефьев, Пушко и Притула - были хоть не очень молоды, но могли еще с грехом пополам сойти за футболистов. Притула даже играл несколько лет в лучшей заводской команде города и мог бы показать удар, если бы Добелю пришло на ум проверить его. Но четвертый, на котором особенно настаивал Кондратенко, едва ли мог подойти и по возрасту. Шеремету было далеко за тридцать, а выглядел он после нескольких месяцев плена куда старше.

Когда в лагерную динстштубу втолкнули сутулого медлительного человека, Цобель удивленно воскликнул:

- О-о! Он натуральный гроссфатер!

Соколовский похолодел от недоброго предчувствия, но делать нечего, нужно было искать выход и спасение. Если Цобель пока только благодушно удивлялся, то стоявший рядом с ним Савчук - он в таких случаях сопровождал Цобеля - поглядывал на Шеремета, пытаясь угадать, зачем понадобился Соколовскому этот мужиковатый человек. Ему и трое других новичков команды показались подозрительными, Савчук никогда не слыхал о таких футболистах: Арефьеве, Пушко и Притуле.

- Шеремет - один из лучших тренеров, герр Цобель, - сказал Соколовский, выдерживая взгляд Савчука. - Тренер нам необходим, мы тут из разных команд, не сыграны. Почтение, Петр Фомич!

Угрюмо и отчужденно смотрел на него Шеремет. Соколовский вдруг даже усомнился, успел ли Кондратенко предупредить Шеремета. Но и эту заминку, мрачную неприязнь Шеремета удалось обратить во благо. Соколовский сказал с простецкой улыбкой:

- Герр Цобель! Как бы и этот тип не бросился на меня с кулаками…

Посмотрите на него, он и не знает еще, какое счастье ему привалило. Цобель рассмеялся полыценно.

- Он кого тренировал? - словно напрягая память, чтобы самому вспомнить, спросил Савчук. - Никак не вспомню…

- Ты всех, что ли, помнишь? - огрызнулся Соколовский, переходя в наступление. - Кто ты сам такой? Кто тебя-то помнит, красавчик! - Но так как Цобель прислушивался к их разговору, Соколовский добавил: - Он одесский «Пищевик» тренировал, герр Цобель. Классная команда была.

Шеремет получил свободу, но подозрения Савчука не рассеялись. Он ждал тренировок, когда выяснится цена каждого из новичков.

После тренировки Скачко спешил к воротам фабрики, на которой работала Саша.

Трехэтажное казарменного типа здание стояло на возвышенности, в нагорной части города. Красно-коричневые стены фабрики, потемневший кирпич высокой и глухой ограды, розовато-серый булыжник, которым сплошь вымощен двор, с каменным водостоком посередине, мундиры полицаев-охранников - все это создавало атмосферу тревоги, незащищенности, ощущение западни, ворота которой могут всякую минуту захлопнуться навсегда.

С другой стороны улицы Миша видел только проходную и молчаливый, словно принужденный поток работниц. Караульную службу несли охранники из недавно расквартированной в городе бандеровской сотни. Они приставали к молодым работницам, норовили под предлогом проверки облапить, шлепнуть по заду или запустить руку за пазуху.