Пока Саша ходил за инструментом, а старпом освобождал ролики от ржавого троса, ветер посвежел. Стоял предрассветный час, чреватый переменой погоды, ветром и говорливой, в пенных «беляках», волной. «Ж-257» потряхивало на короткой, острореброй волне.
Саша отмерил необходимую длину троса, надел его на малый, внутренний обод штурвала, пропустил конец под правый выходной - из рубки - ролик и повел вдоль борта. Временами приходилось действовать одной рукой, держась другой за фальшборт,- так кренило катер. Потом Саша приспособился - растянулся на палубе и ползком подвигался к корме. Тонкий трос, которым в другое время Саша размахивал бы с такой же легкостью, как пастух бичом, был непомерно тяжел.
Корма сидела низко. Больше часа, выбиваясь из сил, работали старпом и Саша. Волны настигали их, окатывали потоками ледяной воды. Труднее всего оказалось завести концы троса вокруг треугольного сектора руля и прочно закрепить их там. Это требовало силы, упругости мышц, гибкости пальцев,- а откуда было им взяться у двух вконец изможденных людей?
Рассветный океан угрюмо обступил катер. В этот час все в нем было враждебно людям: и пронизывающий ветер, и злая настойчивость волны. Казалось невероятным, что где-то за тысячемильной пустыней океана может еще мелькнуть светлый, согревающий душу луч…
Работа подходила к концу, но Саше все еще не верилось, что трос будет закреплен, что он не сорвется с сектора руля при первом же повороте штурвала. А сектор так и ходил под руками, не давался людям… На какую-то долю секунды Саша потерял сознание и привалился к Петровичу, ткнувшись лицом в его мокрый ватник.
- Петрович! - прохрипел Саша, очнувшись. - К черту все… Слышишь?! Лучше сразу конец, а? Надоело мучиться… Все равно прогадать, откроем кингстон…
Старпом оторвал от себя Сашины руки, с силой сжал их и спросил в упор:
- Тебя, Саша, мать ждет?
- Ждет… - глухо ответил Саша, и неприметные на мокром лице слезы поползли из глаз.
- Ждет, а не дождется!-строго сказал Петрович. - Где же ты видел, чтобы советские люди заживо хоронили себя?
Саша угрюмо молчал.
- Ты вот вспомни родных, товарищей своих. Попробуй найди такого сукина сына, который мог бы хоть поверить в то, что ты заживо похоронить себя хочешь? Есть такие?
- Нет!..
- То-то что нет! А ну, крепче держи! - прикрикнул он строго. - Сейчас пошабашим…
Когда все было кончено, Саша молча вернулся к штурвалу. Петрович потоптался рядом с ним, несколько раз неуверенно кашлянул, а затем, уходя, сказал:
- Тебе учиться надо. Капитаном или штурманом дальнего плавания будешь. Я, между прочим, давно хотел сказать, что ты, может, и верно отметил насчет Куро-Сио. Хрен его знает - Сио чи Сиво! Попадет иной раз вожжа под хвост - и ни тпру ни ну. Знаю, что не прав, а признаться тоже не легко. - Озабоченно, обеими руками, поскреб щеки.-Так-то, Санек. Думаю Виктора ставить на вахту. Как ты?
- А чего? Можно,- сказал Саша.
- Вот с Колей беда,- заметил старпом.- Не жилец. Нет, нет, ты меня не утешай, я и сам понимаю, что к чему. Не жилец..
Голод уже не мучает их, не тиранит. Он глухо ворочается где-то внутри, саднит все тише и тише, расползается слабостью по телу.
Дядя Костя подолгу, с какой-то маниакальной настойчивостью рассказывает о Каспии. О ледовом припае, о Грозном и Махачкала, о диких лесах, в которых растут десятки тысяч фруктовых деревьев. Там бы только руку приложить, только бы потрудиться человеку - и получай сады, сады без краю. Яблони. Груши. Сливы… На всех хватило бы!..
- Ну их, эти Курилы! - восклицает Виктор.- Поеду на Каспий. Там шофера нужны? - спрашивает он у механика. - Наверное, нужны… И в Крым я поеду.
- А я умирать буду на Курилах! - запальчиво говорит механик. - Хорошо в горах на юге, а мне Курилы по душе… Спокойнее здесь, и опять же - людей ценят.
- В Махачкала поеду. Надо поехать,- жалобно настаивает Виктор. - В отпуск, в отпуск!- находит он наконец выход. - На шесть месяцев. За полгода можно сколько повидать: и Москву, и Кавказ… Верно?
Но мысленно он уже в родном Приморье, на пути в уссурийскую тайгу, где и зверья всякого и диких плодов сколько хочешь. Даже виноград есть…
Механик снова заводит разговор об астраханских степях, о гражданской войне, и вот-вот вспыхнет у него спор с Петровичем.
А кок вспоминает, что катер «Ж-257» не раз участвовал в спасательных работах и выходил невредимым из трудных передряг. Таким катером можно гордиться.
Надежный, живучий катер!
Восьмого февраля, на шестьдесят восьмой день дрейфа, Петрович отстоял последнюю вахту в рубке.
Благодаря парусу катер шел на юго-запад, но и при слабом ветре старпом уже не справлялся со штурвалом: его темные, закопченные пальцы то и дело срывались с точеных ручек.
Пришлось заклинить штурвал, поставить руль в прямое положение. С этого дня катером управляли с помощью паруса. Когда дули западные ветры, его спускали, и малая парусность корпуса не позволяла ветру сносить катер далеко на восток. Но чаще дули ветры с востока.