Тревожный месяц вересень

И вот тогда заговорит станкач. А позади глухарчан встанет заслон из четырех автоматов. Горелый хочет мастерски разыграть эту финальную сцену, показать во всем блеске свое превосходство. В самом деле, ловушка хитроумная и обидная для «ястребков». Вся затея Глумского будет выглядеть беспомощной и нелепой. Уж Горелый поиздевается досыта, прежде чем утопить наших в Инше. Кого-то он, конечно, отпустит, чтобы рассказывал потом, как ловко бандиты взяли груз. Крота конечно же и отпустит. Уж тот не пожалеет красок, когда будет объяснять, что и как.

Ишь ты, атаман. Понятно, почему тебя так беспрекословно слушаются бандюги, несмотря на тонкий писклявый голосок. Но самые лучшие военные замыслы может испортить какая-нибуь маленькая неувязочка. Случайность. К примеру, пулемет на холме.

Сверим наши планы, атаман!

Один из бандюг, нарезав лозы, подчищает дорогу у брода. Горелый знает, что мелкий дождь не успеет замыть все следы. До чего предусмотрительный!

Меня трясет от озноба. Скорее бы.

Сеет мелкий дождичек. Несколько березовых листьев, сорвавшихся с ветвей, прилипли к кожуху МГ.

Двое пулеметчиков все еще возятся на том берегу у треноги. Крутят стволом, просматривают секторы, назначают ориентиры. Второй номер — маленький, щупленький, очевидно, Семенко. Не надо бы тебе пристраиваться вторым номером, Семенко. Не смогу я отблагодарить тебя за погасший фонарик…

Пулеметчики укрылись за лозовым кустом, но передо мной они как на ладошке. Желтая песчаная полоса панорамно разворачивается с высоты. Мокрый песок кажется плотным, твердым, на нем извилистые полосы мелких барханов. Тяну к себе МГ. До чего же стал тяжел! Как я раньше таскал его? Переставляю на новую позицию, дулом к реке.

Станкач надо уничтожить прежде всего, иначе под его прикрытием Горелый с дружками смогут уйти бродом на ту сторону. А без станкача бандиты окажутся прижатыми к реке. За островком верболоза, в котором скрываются Горелый и еще трое, тянется метров сто открытого луга. Может быть, нам удастся охватить этот островок! Тогда Горелому никуда не деться.

Просматриваю позицию станкача через прицел. Перевожу хомутик на деление «два». Целик оставляю на нуле, ветра почти нет. Подумав, поднимаю хомутик к «трем». Ведь стреляю с высоты через реку, здесь расстояние должно скрадываться.

У шляха оживление. Горелый похлопал по плечу Крота. Видать, сторговались. Все пятеро, бандиты и Крот, направляются к верболозу, скрываются в нем. Теперь будет тихо, пока не появится телега. Началась игра. Теперь каждый — охотник. И каждый — дичь.

Ждать — нет ничего хуже. Как только замерло все вокруг в ожидании, разболелась рана. Снова пошла в ход тупая ножовка. «Вжиг-вжиг…» Голова норовит уткнуться в сгиб локтя. Позволишь себе такую роскошь — и уснешь. Я извиваюсь в шинели, стараюсь разогнать кровь по жилам. Ну, держись, держись! Надо выдюжить. Вспомни Дубова, зеленую фуражечку: две желтые нашивки, две красные, а воевал за семерых. Сюда бы сейчас Дубова, на высотку, ох и перешерстили бы мы гореловских!..

Сеет мелкий дождь. Вот ведь как оборвалось бабье лето, на самой макушке поехало к зиме, не дождалось Михайлова дня. Все стихло под холодным дождем. Темно-зеленая, кое-где синеватая, кое-где сиреневая полоса бора, хорошо промытый изумрудный луг с глазками бочагов, глядящих из осоки, как из ресниц, в мутное небо, пустая полоса дороги, седой, поблескивающий серебром верболоз на берегу Инши, темная, мутная река, вся в желтых пятнышках плывущих по ней листьев, широкая пляжная полоса.

Какая мирная осенняя картина. Неужели наступят дни, когда все это будет тем, что есть — тишина не покажется никому мнимой, лоза станет просто лозой, а не ориентиром, холм — холмом, а не господствующей высоткой, река — рекой, не естественным препятствием…

Скорее бы! Не хочу быть ни охотником, ни дичью. Хочу быть человеком.

7

Впереди идет Глумский, узнать его нетрудно. Горбатый карлик с карабином под мышкой. За ним Лебедка тянет длинную сноповозку, грядки которой накрыты брезентом.

На сноповозке Маляс. Карабин у него за спиной, в руках вожжи.

Может, твоя хитрость и удалась бы, Глумский. Но в вербняке — Крот. Он не просто сбежал со страху перед выходом, как ты, наверно, полагаешь, председатель. Он не просто дезертировал, он предал тебя, всех нас. Он все рассчитал. Кому плыть вниз по Инше, а кому весь вечер считать на счетах.

Сноповозка скрипит, мало-помалу приближаясь к Инше. Я жду. Держу руки на груди, грею, успокаиваю их. Пусть телега подойдет к верболозу поближе.

В том, что мы их одолеем, у меня сейчас нет сомнения. Но наш полный успех будет зависеть от сообразительности и прыткости Валерика и Попеленко. Если они сразу выскочат из-под брезента, как только услышат пулеметную очередь, мы перехватим Горелого, не дадим этому бандиту уйти.