Трезориум

– Ага. Тогда так. – Она достала листок. – У меня тут записаны взводы, поступающие в мое распоряжение. – Прочла пять фамилий, в том числе Рэма, причем фамилию повторила: – …Есауленко, Клобуков… Клобуков… – И еще раз, будто пытаясь что-то вспомнить: – Клобуков… Остальные свободны. Чего ученых учить? А кто со мной – пойдем на улицу. Там весна, солнышко.

Рэм и еще четверо вышли за удивительным замком-бата во двор. Сели на бревна. Валентина Птушко встала перед ними. Теперь – вблизи, при ярком свете – Рэм разглядел ее получше.

Наградные колодки в два ряда, четыре нашивки за ранения. Ого! Широкий обветренный лоб, небыстрый взгляд, плотный подбородок. Не мужчина, но и не женщина. Наверно, такой была Василиса Кожина, партизанская командирша, командовавшая мужиками в ту первую Отечественную.

Остальные взводные, такие же младшие лейтенанты, как Рэм, тоже смотрели на диковинного начальника, верней начальницу, и, похоже, ничего хорошего не ждали.

Старший лейтенант улыбнулась, и сразу стала похожа – нет, не на женщину, а скорее на простого, приветливого парня.

– Обычно на фронте офицерам, только что прибывшим из училища, говорят: «Всё, чему вас там учили, забудьте, на фронте это не пригодится». Я вам такого говорить не буду. На фронте вам всё пригодится: и тактика, и знание уставов, и строевая. Но потом, не в Бреслау. Вот я, как вы слышали, с сорок первого года воюю, а тут пришлось всему учиться практически с нуля. Курс наук у нас будет специфический. Только два предмета. Первый: как брать с боем городские постройки. И второй: как это делать с наименьшими потерями. Именно в такой последовательности, к сожалению.

Что было удивительно, говорила она, не пытаясь изображать мужчину, а совершенно по-женски. И речь была правильная, как у преподавателя.

Не Василиса Кожина, а скорее Комиссар из «Оптимистической трагедии», скорректировал первое впечатление Рэм. Но Птушко опять улыбнулась, как-то совсем не по-командирски, и он опять мысленно поправился. Комиссарша была жесткая, потому что хотела что-то доказать революционным матросам, а эта уже давно всем всё доказала, поэтому ничего из себя не изображает.

– Когда я под Москвой попала в ополчение, санитаркой, нас ничему не учили, времени не было, – продолжила инструкторша. – Только винтовку заряжать да на спуск жать. И сразу кинули на фронт, затыкать дыру. Там, в дыре, весь наш батальон и лег. Почти что без толку. Фрица мы задержали максимум на полчаса. А тут у нас будет по-другому. Я нашла отличное поле для учебного полигона. Боеприпасов для стрельб навалом. Погода тоже неплохая. Единственно – неизвестно, сколько времени до штурма. Поэтому наша с вами задача успеть как можно больше. Учиться будем все время. Бойцам – шесть часов на сон, и в течение дня три часовых перерыва. У вас, командиров, и того не будет. Нужно твердо понять одно: чем больше успеем, тем лучше будем воевать, а значит, быстрее закончим и меньше народу похороним. Напоминайте об этом вашим бойцам сто раз в день. На лишнее ни минуты тратить не будем. Окапываться, строем ходить, песни орать – это всё не для нас.

Слушали ее очень внимательно, еще лучше, чем комбата. А Рэм поймал себя на том, что чувствует себя будто в школе, на уроке, причем не на какой-нибудь тоскливой биологии, а на физике, которую так потрясающе вел Лев Львович, их классный.

– Учеба будет разбита на три этапа. Это как школа трех ступеней. Начальная – четыре дня. Занятия будут вестись поотделенно: как правильно ползать, перебегать, быстро заменить-зарядить диск, исправить заклин, перебежать-укрыться. И, конечно, первая медпомощь при ранении: товарищу и себе. Научим бойцов накладывать жгут, делать из подручного материала шину, а еще со склада прислали американские шприцы с противостолбнячной сывороткой. Это очень здорово, много жизней спасет.

Рэм поднял руку, но Птушко угадала вопрос.

– Как будут организованы поотделенные занятия? Очень просто. В каждом взводе есть ветераны. Они всё это умеют, покажут. Я тоже буду приглядывать. За день обойду всех, и не один раз. А через четыре дня устрою экзамен. Лично проверю готовность и каждого отделения, и каждого бойца. С этим ясно?

– Более-менее, – солидно сказал Петька.

– Хорошо. Потом будет школа второй ступени. Считайте – семилетка, потому что рассчитана она на семь дней. Действие взводом в условиях уличного боя. Действие в составе штурмовой группы, в танковом десанте и прочее. Будем штурмовать развалины и уцелевшие дома в освобожденной части города. Ну а если у нас после этого еще останется время – поучимся в старших классах. Тут пойдут всякие специальные хитрости и тонкости – наука, которую мы постигли в Бреслау и за которую дорого заплатили. Вот так. Вопросы есть?

Рыжий парень, кажется, из второй роты, игриво поинтересовался:

– Товарищ старший лейтенант, а про институт вы нам расскажете?

– Мы сейчас не в строю, а просто разговариваем, – ответила она, дружелюбно на него поглядев. – Поэтому зови меня «Валя» и на «ты». На институт у нас времени точно не будет. Десятилетку бы пройти – уже много.