Трезуб-империал

— Да какая там загадка! — повеселел Квасюк. — Пьяный Генка был и злой. Вот и искал приключений. Мне потом сказали, что с Ревой это у него вроде как продолжение было. Они еще накануне повздорили. Я, чтобы не устраивать сцен, завел Генку сюда, в проявочную. Он вот тут сидел, прямо на том месте, где я сейчас сижу. Сумку свою на этот шкаф с фотоматериалами бухнул, сам к нему прислонился, чуть ли не лег, перегаром воняло, что дышать было невозможно. А он сидит и всякую ахинею несет. Мол, дай шмоток поприличнее. В долг! Ну, я поговорил с ним, дал отдышаться да и выпроводил…

В комнату заглянула приемщица.

— Звонила Шимко, — сказала она извиняющимся тоном. — Будет минут через десять.

— Хорошо. Кстати, ты помнишь ту историю в мае? С Генкой?

— Я же тогда еще тут не работала, — пожала плечами девушка.

— Точно! Предыдущую приемщицу пришлось попросить. Безалаберная была девица! Могла одним движением угробить работу всего ателье.

Приемщица бросила взгляд на Сквиру и тихонько исчезла. Фигура у нее была именно такой, какие бывают у девушек, измученных недавними школьными уроками физкультуры и польскими журналами мод.

— И чем кончилась та история? — капитан вновь повернулся к фотографу.

— Черте чем! Генка у меня сидел и что-то канючил. Рева обиделся и ушел. Очередь бунтовала. И для всех крайним, вы удивитесь, был я! Потом я Ореста Петровича встретил в городе, все объяснил, извинился. Он понял, оттаял. Спустя какое-то время пригласил меня на празднование своей новой награды, престижного нумизматического приза.

— Но вы и до этого у него дома бывали?

— Ну, как не бывать! Я фотографировал монеты Ревы много лет. Плюс ему нравились натюрморты, которые я иногда пишу. Так что да, Орест Петрович, когда собирал у себя друзей, приглашал и меня. И, бывает же такое совпадение, я любил у него бывать! Интересные собеседники, по-настоящему приятные люди…

— А откуда вы знаете Рыбаченко?

— Так мы с ним в одной школе учились! В разные годы, конечно…

Квасюк похлопал себя по карманам и вытащил пачку «Винстона». «Двадцать рублей на базаре. А может, и все двадцать пять», — отметил Сквира.

— Пойдем, покурим? — предложил фотограф.

Они прошли через студию и оказались в холле для посетителей. Там все еще никого не было, кроме приемщицы.

— Мы сейчас, — сказал ей на ходу Квасюк. — В проявочной вдвоем не выживешь…

Девушка кивнула. Взгляд ее больших глаз снова на мгновение замер на Сквире.

Капитан и Квасюк вышли из ателье и остановились под старым дубом у входа. Светило солнце. Вокруг царили спокойствие и безмятежность. Несколько прохожих неспешно прошли мимо.

Квасюк протянул капитану пачку сигарет. Сквира покачал головой. Фотограф закурил. Вместо тривиальных спичек он использовал импортную одноразовую зажигалку.

— Говорят, с тех пор Рыбаченко… ну… разбогател? — продолжил расспросы капитан.

— Это да! — хмыкнул Квасюк. — Везет же некоторым!

— А откуда у него… э-э-э… деньги?

— Родители, наследство бабушки… — Он затянулся, медленно выпустил дым. И добавил, посмеиваясь: — Генка говорит, что сделал научное открытие…

— А где Рыбаченко бывает? Где его можно найти?

— Вон там! — фотограф махнул рукой в сторону видневшейся вдали центральной площади. — Гастроном, вино-водочный отдел.

— А если его там нет?

— Тогда он с какой-нибудь девушкой, — пожал плечами Олег Сергеевич.

Невдалеке раздались звонкие детские голоса. Пионеры парами заходили в расположенный поблизости кинотеатр. Вокруг них суетились двое вожатых, тоже в пионерских галстуках. По-видимому, кинотеатр им. Т. Г. Шевченко давал сегодня что-то патриотическое, обязательное для просмотра.

Квасюк затянулся, стряхнул пепел на землю и выпустил дым через нос.

— Никак не научусь кольца ртом пускать, — пожаловался он. — Говорят, девчонкам нравится. Вам легче — еще больше, чем дым кольцами, девчонки любят военную форму… — Он махнул рукой какой-то даме, которая как раз открывала дверь фотоателье. — Я сейчас! Только докурю. Пока причесывайтесь.

Дама улыбнулась в ответ и слегка наклонила голову.

— Кстати, — вдруг оживился фотограф, — вы обязательно должны сделать портрет в форме. Я уверен, она вам идет. Представляете — огромный снимок на стенку? Для эффекта я его сделал бы черно-белым, несколько выцветшим, пожелтевшим, будто очень старым.

— Да я своим фотоаппаратом обхожусь…

— Вы шутите? Разве может домашний снимок сравниться со студийным? Это будет произведение искусства. Я не шучу. Серьезно. Поверьте! В конце концов, я же художник! Посмотрите мои работы. Нет, нет, сегодня же приходите!

— Сегодня вряд ли. Я ведь убийство расследую. Может, потом как-нибудь…

— Да, да, обязательно зайдите, — Квасюк положил ладонь на ручку двери и обернулся к Северину Мирославовичу. — Слушайте, я уже вижу, как это будет. Бравый майор отдыхает после службы… Портрет в колониальном стиле.

— Я не майор, я капитан, — рассмеялся Сквира. — И колониальный стиль вряд ли подходит советскому офицеру.

— Не страшно! — Квасюк тоже засмеялся. — Что-нибудь придумаем. Что-нибудь патриотичное и соцреалистическое.