Трезуб-империал

— Ну, — Сквира был смущен, — неужели вы ко всему еще и литовским владеете?

— Нет. Впрочем, в изучении архивов Великого княжества литовского литовский язык мало помогает. Скорее, нужен старобелорусский.

— За свои открытия в Пинске Марта была удостоена премии Альфреда Хейнекена, — вмешался Часнык. — Это я вам, Северин Мирославович, доложу, уникальный…

— Это звучит громче, чем есть на самом деле, — перебила его старуха. — Просто любопытное приключение. Днем я сидела в местном архиве, он же средневековый иезуитский Коллегиум, читала манускрипты, обсуждала находки с местным маляром, довольно интеллигентным юношей, а вечером бегала на свидания со своим будущим вторым мужем. Подогревало кровь, знаете ли.

— А твой будущий супруг в то время руководил раскопками городища дреговичей, — все с тем же энтузиазмом говорил Часнык. — Вы могли о нем слышать, Северин Мирославович. Теодосий Стефанович Вовченко. Прекрасный был археолог! Известнейший!

Сквира развел руками.

— Не знаю, как раскопками, а топографисткой он точно руководил, — проворчала старуха, — за что не раз ходил с расцарапанной рожей.

— Ну, Марта Фаддеевна! — улыбнулся Сквира. — Не ожидал от вас применения… э-э-э… грубой физической силы.

— Вы правы, — гордо сказала дама. — Ногти — это так, для устрашения топографистки.

Часнык перевел взгляд с капитана на Кранц-Вовченко и погладил волосы на лбу. Видно было, что он пребывает в нетерпении.

— Ну что, подумали про параллельный мир?

— Все в вашей гипотезе шито белыми нитками, — покачал головой Северин Мирославович. — Ничего она не объясняет — ни слежки за Ревой, ни его внезапного ухода с вашего дня рождения, ни убийства Рыбаченко…

— Ничего не объясняет! — истерично взвизгнул Часнык. — Шито белыми нитками!

— Вы будете драться, товарищи? — невозмутимо спросила старуха.

— Про нитки — это лишь ваше субъективное мнение, — не обращая на нее внимания, даже не взглянув в ее сторону, но заметно сдержаннее ответил Алексей Тимофеевич.

— Возможно, — покладисто кивнул капитан. — Но есть и объективный факт.

— Какой? — тут же заинтересовался Часнык.

— Параллельного мира нет и быть не может, — отрезал Северин Мирославович.

— А зачем же вы тогда сюда пришли? — безнадежно махнул рукой Алексей Тимофеевич. — Если параллельного мира нет, значит, и прохода в него нет!

— Я ищу место, где Рева обнаружил трезуб-империал.

— Тогда сразу к делу! — хмыкнула Кранц-Вовченко. — Орест сказал мне: «Я копаюсь в подземелье. Собор знаешь?» Из этого я заключила, что он вел раскопки в соборе…

— А это неправильно?

— Разве можно перебивать женщину! — она сверкнула глазами. — Конечно, это неправильно. Соборов в Володимире два — православный, где с утра до вечера пропадает Олекса, и католический, где мы уже побывали. Однако, слова Ореста не означают, что он работал в соборе. Он вполне мог говорить о своих раскопках рядом с собором.

— Гм, — Сквира пытался сосредоточиться. — И что?

— Вы меня пугаете, капитан…

— Я и правда не понимаю.

— Обязан ли следователь замечать детали? Этот костел находится всего лишь через дорогу от костела Иоакима и Анны. И здесь, как видите, есть подземелье…

— Понятно, — вздохнул Сквира.

— Ну а если понятно… — И Марта Фаддеевна направилась вглубь развалин.

Сквира и Часнык, чувствуя себя статистами, поплелись за ней.

Они оказались в центральном круглом помещении. Сюда когда-то упал фрагмент стены, но каким-то чудом не развалился на куски, а так и остался лежать, скособоченный, на груде кирпичей, обрастая травой и молодыми побегами деревьев.

— Империал существует, — заговорил Северин Мирославович, — и игнорировать его невозможно. Но, чем терять время на псевдонаучное фантазирование, лучше подумать, откуда на самом деле он взялся… — Капитан замолчал, ожидая реакции от Кранц-Вовченко и Часныка. Те пожали плечами.

— Все в вашей монете довольно логично… — пробормотала, наконец, старуха. — Я смогла заметить только одно легкое противоречие…

Сквира резко к ней обернулся.

— Ничего драматического. Просто имя «Максим», ведь, не монаршее. При всей своей античной древности оно дань французской моде XIX века. Никаких корней в сколько-нибудь отдаленном прошлом оно не имеет. В XIX веке это имя было распространено, в основном, среди простых сословий. Недаром так звали не Пушкина, обедневшего дворянина, а отца Горького, столяра…

Кранц-Вовченко взобралась на упавший фрагмент стены. И уверенно пошла по нему наверх. Обломок под ее весом подозрительно скрипел, но держался. Ботиночки старухи оставляли на отсыревшей штукатурке темные следы. Ноги соскальзывали, но Марта Фаддеевна на удивление быстро достигла почти самого края. Выпрямилась и гордо посмотрела на мужчин.

«Не хватало еще, чтобы пламенный коммунист Кранц-Вовченко свалилась оттуда и сломала себе что-нибудь. Чипейко за это по головке не погладит…» — подумал Северин Мирославович

— И что оттуда… э-э-э… видно? — Он постарался незаметно переместиться на наиболее вероятную линию возможного падения старухи.

— Все! Впрочем, ничего интересного.