Трезубер. Убийца нечисти

– Хорошо, – песиголовец кивнул. – С музыкой не сложилось. А как насчет математики? Элементарный вопрос. Согласно основной теореме анализа Ньютона – Лейбница, являются ли дифференцирование и интегрирование взаимообратными операциями?

Дифференц… чего? Сергею показалось, что Тварк говорил на суахили. Песиголовец ухмыльнулся:

– Так я и думал. С математикой тоже туго. Ну, а философия? Может, скажешь, что является трансцендентальными формами чувственности в труде Иммануила Канта «Критика чистого разума»?

Сергей молчал. Тварк иронично захлопал в ладоши.

– Брависсимо! В философии тоже абсолютный ноль. Интересно, есть хоть одна сфера знаний, в которой ты осведомлен больше, чем я?

«Похоже, эта собачья морда рехнулась! – подумал Сергей. – Что он несет?»

Тварк перестал хлопать.

– Я ненавижу, когда меня считают дураком, – произнес он. – Это неуважение, а оно хуже, чем удар ножом в спину. Ты ведь думал, что я просто тупой надсмотрщик, который ничего не умеет, кроме как орать и махать кнутом?.. – Глаза песиголовца горели злым пламенем. – К твоему сведению, я знаю восемь языков, – сообщил Тварк. – У меня три образования. Я защитил диссертацию по философии. Я брал уроки музыки у одного из лучших пианистов Европы – и превзошел своего учителя. Я досконально изучил высшую математику и доказал взаимосвязь между магическими импульсами и математическими теоремами. Я написал две книги по криминологии. А ты… Ты считаешь, я не способен понять, что ты решил обмануть меня как последнего лоха и собираешь чаролит вместо Седой?

Последние слова ударили Сергея как током. Он лихорадочно закрутил головой…

Сердце рухнуло. Слева от него, на столе, сбитом из грубых досок, лежала Седая. Она была полностью обнажена. Руки и ноги девушки были прикованы к столу короткими кожаными ремнями. Грудь Седой едва вздымалась, лицо было в крови. Рот закрывал тряпичный кляп.

– Нет! – вырвалось у Сергея. – Она не должна быть здесь! Ее место на свободе! Она должна выйти! Сегодня ее последний день…

Тварк осклабился.

– Выйти на свободу? О, нет! Сегодня кончился срок Седой, но она нарушила правила тюрьмы. Теперь ее свобода растаяла, как дым. Она понесет заслуженное наказание. Как и ты.

Только тут Сергей осознал, что сам он в точно таком положении, как и Седая. На деревянном столе, без одежды, прикованный за руки и ноги. Единственное отличие – во рту у него пока не было кляпа.

Он задыхался от бессилия. Все было напрасно! Седая никогда не выйдет на волю. Никогда не увидит своего сына….

– Ну-ну, хватит так нервничать! – заметил Тварк. – Лучше посмотри, где находишься! Разве это не отличное место, чтоб распрощаться с жизнью?

Сергей никак не отреагировал на слова песиголовца. Это взбесило Тварка. Он подошел к Сергею, схватил его руками за голову и начал насильно водить ею из стороны в стороны.

– Смотри… Ну, как тебе? Красиво?

Пещера, которой так гордился Тварк, действительно была необычной. Начать хотя бы с того, что она была чистой – для подземелья песиголовцев это было неслыханно. Ни соринки на полу, ни мха на стенах, ни водяных подтеков и грязных сталактитов на сводах. Все камни были выдраены и натерты воском, о чем свидетельствовал не свойственный граниту блеск.

Обстановка была необычной: эдакий микс кухни, библиотеки, музыкальной студии и рабочего кабинета. С одной стороны от стола, на котором лежал Сергей, стоял огромный деревянный шкаф вишневого цвета с книгами, кресло-качалка и лампа с изумрудным абажуром для чтения. Рядом с лампой высилась бронзовая копия скульптуры Родона «Мыслитель».

Напротив книжного уголка стоял уже знакомый Сергею белый рояль. Возле него на стене висели черно-белые портреты знаменитых композиторов, гитара и саксофон. Тут же на тумбочке стоял старинный патефон с грампластинками.

С другой стороны от стола, на котором лежал Сергей, находилась кухня. Огромная печь с грилем и духовкой, вытяжка, холодильник, шкафчики для посуды… Все было сделано стильно и с размахом, сверкало стеклом, сталью и лакированным деревом. Над кухонной столешницей висели репродукции картин импрессионистов и… фотографии котят.

Пещеру освещала свисавшая на золотой цепи с потолка хрустальная люстра.

– Нравится? – поинтересовался Тварк. – Это мои апартаменты. Здесь я отдыхаю от работы, перевоплощаюсь. На работе мне приходится играть роль идиота – но здесь я становлюсь самим собой. Знаешь, как приятно после грязи и вони окунуться в мир прекрасного?

Сергей дернулся, пытаясь разорвать кожаные ремни. Ему хотелось проломить череп Тварку, этому хреновому эстету, слетевшему с катушек садисту! Но ремни держали крепко.

Песиголовец ухмыльнулся. Затем засунул Сергею в рот тряпичный кляп – такой же, как у Седой.

– Ты слишком волнуешься. Это вредно. Пожалуй, нужна музыка. Она успокаивает, расслабляет нервную систему.

Тварк подошел к патефону. Долго копался в пластинках. Наконец выбрал одну, включил. Зазвучал оркестр.

– Это Вивальди. Обожаю его произведения! Особенно когда готовлю.

Сергей внезапно ощутил укол паники. Что задумал Тварк? Он вспомнил разговор охранников, которые вели его в рудник.