Трезубец Нептуна

На ступне толстяка висела пасть. Просто одна большая пасть — сантиметров сорока в длину, — снабженная бесхвостым крохотным тельцем, чуть не впятеро меньшего размера, парой подслеповатых глазок и полным комплектом когтистых лап, сантиметров десяти каждая. По счастью, Вайт не угодил в жевательный аппарат уродца всей ногой — иначе тот наверняка отхватил бы ее до колена, — а попался лишь частью ступни. Откусить ее вместе с толстой подошвой ботинка и хорошо выделанным верхом проглоту оказалось не по силам. Теперь малыш закатывал глазки, дергался телом из стороны в сторону, скреб лапами по земле, но сделать ничего не мог. Однако и челюсти разжимать не хотел.

— Что это, сэр? — Вайт потряс ногой.

— Капкан, — пожал плечами Атлантида. — Вон, видите ямку? Наверняка сидел в той норе, раскрыв снаружи пасть, и ждал, кто наступит. У земных крокодилов, кстати, этот рефлекс до сих пор сохранился: при любом прикосновении к полости рта они рефлекторно захлопывают пасть.

— Оставьте ваши теории, сэр! — взмолился миллионер. — Снимите его с меня!

— Сейчас попробую… — археолог примерился и хлестнул малыша тростью между глаз. Тот задергался еще сильнее. Атлантида повторил удар.

— Да прибейте его, и все тут, сэр Платон! — посоветовал толстяк.

— Э-э, нет, — покачал головой Рассольников. — Еще неизвестно, насколько просто будет разжать челюсти трупу. А так, может, сам отстанет.

Историк еще раз треснул живой капкан между глаз, потом выдвинул лезвие альпенштока и кольнул промеж задних лап. Это издевательство зверенышу не понравилось: он с явным сожалением отпустил ступню и упятился к себе в норку, тут же раскрыв над землей челюсти наподобие игрушечной пироги. Вайт сорвал с ближайшего куста длинную ветку и кинул ее в серую глотку. Челюсти с громким стуком сомкнулись. Пару раз жеванули новую добычу, потом наклонились вбок и выбросили ее на землю. Раскрылись снова. Миллионер тут же кинул туда еще одну ветку, а потом попытался встать.

— Тысяча дохлых поросят! Как больно… Вот тварь… — Стоя на одной ноге, толстяк погрозил пережевывающему ветку капкану кулаком, а потом повернулся к Атлантиде и подал ему тесак: — Сэр Платон… Моя ящерица… Зря, что ли, мучились?

— Где она? — Археолог принял нож.

— Вон там, метрах в двадцати, — указал Вайт.

— Сейчас оттяпаю кусочек, — кивнул Рассольников и направился к дичи.

Вокруг ящера уже копошились живые капканы разного размера, отдирая куски толстой шкуры.

— А ну, брысь! — топнул на них Платон, но внимания на него никто не обратил. — Ну и черт с вами.

Атлантида вскрыл шкуру на ляжке, не без труда вырезал шмат мяса килограмма на три, отложил в сторонку, принялся вырезать следующий. Тут на мертвого ящера упала тень — подняв голову, археолог увидел птеранодона с такими крокодильими челюстями, что там могло поместиться сразу три человека. Не дожидаясь дальнейших разборок, Платон подхватил мясо, которое уже успел оттяпать, и торопливой трусцой отступил к Вайту.

— Вот, держите, сэр Теплер, — вернул он нож и отдал парную вырезку. — Ваша законная добыча.

— Ну, сегодня гуляем! — расплылся в улыбке толстяк. — Вот только нога сильно болит. У меня есть предложение, сэр Платон: почему бы вам не вернуться к катеру и не перегнать его сюда? А я тут подожду со своей ногой.

Атлантида приподнялся и осмотрелся по сторонам: возле тушки ящерицы кусты ходили ходуном, хотя главные игроки — огромные птеранодоны — еще только шли на посадку. Слышалось громкое лязганье, клекот, змеиное шипение.

— Не стоит, сэр, — покачал головой Рассольников. — Сожрут. От вас же кровью пахнет! И от мяса, и от ноги. Смываться надо отсюда, пока они с вашей дичью не разделались.

— Вот гаденыш… — Миллионер поднялся, прихрамывая приблизился к капканчику и высыпал в раскрытую пасть горсть камней из своего кармана.

Челюсти захлопнулись.

— Что б ты подавился, — искренне пожелал толстяк и, опираясь Атлантиде на плечо, сделал несколько шагов. Потом отпустил плечо, прошел пару метров сам, сильно припадая на левую ногу. — А вроде и ничего, добреду.

Однако мужества миллионеру хватило только на полчаса. После того как напарники выбрались из кустарника на красную равнину, Вайт молча уселся на камни и, морщась от боли, ухватился за ступню.

— Беспокоит, сэр? — спросил Атлантида.

— И как вы только слова такие ухитряетесь подбирать?! — неожиданно возмутился толстяк. — «Беспокоит»! Да она не беспокоит! Она вся горит! К тому же в ботинке постоянно чавкает от крови, а подошва, похоже, сломалась пополам.

— Извините, сэр, но нести вас мне просто не по силам, — предупредил Платон.

— Может, все-таки оставите?

— А вы помните, сэр, как быстро собрались падальщики вокруг подстреленного вами ящера? Здесь нравы такие, что только остановись… О, кстати, полюбуйтесь, — Рассольников указал в небо. — Один уже есть, смотрит. Кажется, это наш любимый птеродактиль. Ворона палеозойских времен. Гадает, встанете или нет? И очень рассчитывает на второе.