Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Макария

Однако на поклоны и сокрушение сердца нужно смотреть как на необходимое для нас делание, а не как на какое-то магическое средство. Мое сокрушение Богу не нужно: Бог не нуждается ни в моих добродетелях, ни в моих пороках, ни даже в сокрушении моего сердца. Это я нуждаюсь в сокрушении, чтобы быть в состоянии предстать пред Ним. Только не будем путать исполнение своих желаний с достижением сердечного сокрушения. Когда у нас есть неудержимое желание, и оно исполняется, когда есть какая-то мечта, и мы думаем, что она вот-вот исполнится, когда мы воображаем, что Бог начинает к нам приближаться, — тогда мы радуемся или даже плачем и приходим в сокрушение. Мы можем задуматься о своем грехе и из-за этого заплакать, но это еще не означает, что мы заплакали ради Бога: мы заплакали, потому что вспомнили о своем грехе. Это не божественный плач, не плач смиренномудрия и сокрушения; это плач перстный, человеческий, душевный. Плач оттого, что я, считавший себя праведником, сделал зло. Это каждение собственному «я». Нужно внимание, чтобы не перепутать желание, надежду или отчаяние с Божиим присутствием. Настоящий плач не имеет никакого отношения к нашему эго.

Вслед за сокрушением сердца и покаянием приходит чистота жизни, благодаря которой мы видим Бога. Мы, люди, хотим увидеть Бога, но как это сделать?

Каждый человек получает свое дарование от Бога, чтобы Его видеть. Каждому человеку Бог раскрывает, как Его увидеть. Несомненно, что существует бесчисленное множество способов, чтобы увидеть Бога, но для этого необходима наша собственная чистота. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят, — говорит Господь.

Под словом «чистота» мы подразумеваем чистоту от греха, и в первую очередь чистоту ума. Нельзя позволять своему уму заниматься чем-либо другим, кроме молитвы. В час, когда ты совершаешь бдение, тебе может прийти самая прекрасная мысль. Изгони ее. Может прийти воспоминание о любви Бога, Который распялся ради тебя. Прочь теперь и Крест Христов. Тебе ничего не нужно. Единственное, что тебе нужно, — это чистота, то есть незаполненность ума чем бы то ни было, будь это добро или зло. В тебе может возникнуть желание сказать: «Боже мой, пусть я буду ради Тебя мертв, пуст». Ничего этого не надо. В тот час ум должен оставаться отрешенным, пустым, должен от всего освободиться, чтобы ты смог наполнить его молитвой Иисусовой или другими краткими молитвами, которые произносили святые. Если мы не можем непрестанно творить умную молитву, можно заполнить свое время различными молитвословиями. Но, конечно, умная молитва подходит нам больше всего, в ней содержится все необходимое для спасения, она наиболее дерзновенна, плодоносна и угодна Христу.

Чистота ума — это основное условие для того, чтобы впоследствии достичь чистоты от страстей в глубинах нашей души. Чистота ума привлекает внутрь нас Бога, и тогда Бог может очистить наше сердце от страстей, которые мы получили или от Адама и Евы, или по наследству от родителей, или из-за собственной небрежности. Мы сами ничего не можем сделать, чтобы быть чистыми сердцем. Однако мы можем иметь чистоту ума.

Итак, мы стремимся освободить свой ум ото всего и наполнить его теми словами, которые мы говорим Богу. Наш ум занят только произношением и смыслом этих слов. И даже Самого Бога мы не будем искать, потому что в поисках Его мы ищем самих себя, а Бога теряем. Бог обретается теми, которые Его не ищут, теми, которые не спрашивают о Нем.

Еще в своей молитве будем просить у Бога сердечной радости, просить ее как свидетельства Его присутствия и любви. Ее просить мы вправе. Если мы не знаем Бога и живем без Него, то жизнь наша настолько тяжка и сурова, что мы ищем того, что сделало бы жизнь более легкой, а молитву — более воздушной, чтобы она могла свободно подниматься ввысь. Этого мы мо-

жем достичь с помощью радости. Радость — это торжество сердца, некое путешествие, отдохновение и наслаждение ума, внутренний опыт души, нечто устойчивое в нашей жизни. Радость заставляет нас с большим дерзновением, расположением и охотой начинать бдение, вожделеть его, делать его более продолжительным.

Но если, предположим, наше бдение жестоко, как смерть, черно, как ночной мрак, угрюмо, как самое мрачное облако, которое грозит покрыть нас, — что нам делать тогда? Тогда будем плакать, трудиться, умолять, даже «угрожать» Богу, чтобы Он дал нам радость. Не будем прекращать бдения — будем совершать его как приношение нашего сердца, как подвижничество, как жертву. Как вдова опустила в церковную сокровищницу свои последние две лепты, как иудеи приносили Богу своих первородных или самих себя, так и мы будем приносить свою ночь, прекраснейшую часть своей жизни. Однако вместе с этим будем умолять Бога, чтобы Он даровал нам радость.