Три

Вообще, европейские писатели девятнадцатого века, увлекшиеся Средневековьем, навсегда исказили для нас представления об этой интереснейшей эпохе, а американцы с их Голливудом, довершили ими начатое – одно идеализировали, второе оболгали, третье довели до абсурда. А ведь люди Средневековья были в точности как мы – не заблуждайтесь, – люди, если говорить о нас в широком смысле слова «человечество», не меняются, люди – вид животных, полуобезьяны, для эволюции же нужны десятки тысячелетий. Просто раньше человеки носили другую одежду, жили по другим законам, верили в другие сказки, следовали иному укладу, но, в целом, несильно отличались от нас – те же желания, те же стремления, те же извечные проблемы. Например, к какому-нибудь средневековому ясновидцу-мошеннику тоже ходили вдовы, выпрашивая у высших сил мужа, здоровья и богатств…

Короче говоря, пентаграмма – это хорошо, как ее не крути. Еще я прочитал, что средневековые маги связывали луну с детородными органами – как мужскими, так и женскими. При полной луне можно было метафорически зачать что-либо – от эликсира вечной жизни до гомункула, или воскресить умирающего, даже мертвого…

И опять, при этих думах, меня пробрали мурашки, опять я стал чувствовать взгляд «черта», опять закололо шею, а левое плечо потяжелело. Не долго думая, я заглотнул аж пять таблеток – они же слабые – так, ерунда… Отпустило почти сразу.

Далее я стал ходить по комнате со свечой, разглядывая на стенах странную клинопись и знаки. Честное слово, какая-то бессмыслица! Как и «черта» клинопись исполнили чернилами, какие глубоко въелись в штукатурку. «А чем же намалевали черту желтые глаза?» Одновременно, узнать я это очень хотел и не желал приближаться к уродцу на стене.

«Да ладно, подойди, – увещевал меня сладкий, чужой голосок, – ты же не веришь в чертей! Даже Дьявол для тебя суеверие, даже Бог… Тебе, Аристарх Назарий, не стыдно ли? Испугался глупого рисунка, как домохозяйка маньяка в телеке? Баба! Ну же, давай… и страх тебя оставит. Тебе же еще часов пять-шесть тут до утра маяться».

Последний довод убедил меня, и я подошел к зловещему рисунку – вгляделся в его желтые зенки – непонятно, что за краска, более всего походит на смолу. И я дотронулся до его левого глаза…

Мгновенно меня скрутил острый спазм в животе, с двух сторон, в уши, будто оглушительно-звонко вдарили оркестровые тарелки, расплющивая мне, как в мультиках, голову – я, скрючиваясь и роняя на пол свечу, отшатнулся. Комната поплыла перед глазами, сумрак разрастался, потолок под гул вертолетного винта взлетал вверх, с пола поднималась пыль, я задыхался. Еще кружилась голова, боль терзала кишки, ноги подкашивались. От малейшего движения меня шатало и носило по комнате от стены к стене, пока я не упал на колени. Глянув на «черта, я отчетливо увидел, что тот разгибается и делает шаг ко мне навстречу… Последнее, что помню, как глотал оставшиеся три таблетки, приговаривая: «Хоть какое-то лекарство, хоть бы, Боже молю, помогло…»

А утром меня разбудил заказчик – сказал, что я, свернувшись в комок, как младенец, сопел на полу. Свои белые брюки я не только испачкал грязью, еще прожег свечой, упав на нее и погасив ее. Еще, к своему стыду, я обмочился…

– Ничё, бывает, – удивив меня, произнес на это мужик, – я сам чуть не обсерился раз в этой комнате… Ну, пошли, экстрасенс… – снова исковеркал он слово.

Перед уходом я огляделся – ничего не изменилось, кроме одного – глаза черта больше желтели, словно потухли. Похоже, я ненароком стер загадочную краску…

Мужик, видя, что я измотан, сам заказал мне такси до отеля. Дорогой я думал, что просто перепил таблеток – вот и вырубился, с них же мне плохо и стало. И твердо решил, что больше ни-ни – смою в унитаз все эти европейские пилюли, как вернусь домой. Я ведь случайно затушил свечу. Мог бы заживо сгореть…

Приходил в себя я еще сутки. Нет, чувствовал я себя неплохо, просто ослабевшим. Хотелось много есть и много спать. На какой-либо гонорар я не рассчитывал, однако утром пятого числа заказчик передал мне в номере отеля пачку банкнот.

– Молодца, экстрасенс, – улыбался он, коверкая «экстрасенс». – Дело свое знаешь! Алексей Петрович, – протянул мужик мне руку.

– Аристарх Назарий… – пожал я ему руку.

– Вот же имечко! Выдумал?

– Нет, могу паспорт показать… И «Аристарх» с греческого – «глава лучших».

– Утешай себя этим, – ржал Алексей Петрович. – Лады, не обижайся, не всем с родаками везет… Аристарх! В школе, небось, задразнили! Дааа, на зону с таким трах-ристархом тебе, доходяга, точно нельзя. Не нарушай закон, мой тебе добрый совет! Подвезти до вокзала?

– Нет, благодарю, лучше такси закажу.

Алексей Петрович хлопнул меня по плечу и пошел к выходу.

– А что с тем домом будете делать? – спросил я его напоследок.

– Мордерн этот признан аварийным – разрушим к черту. Новеньких монолитов там с партнерами настроим, школа будет, детсад, магазы…