Три Анны

– Я понял, не ждите меня, – остановил поток слов Александр Карлович и, свистнув Цезарю, чутким шагом опытного охотника скрылся за высокой стеной валежника.

Сопоставив факты Маришиного поведения при встрече с фон Гуком, Аня пристально посмотрела в лицо подруги:

– Мариша, признайся, ты знала, что мы натолкнёмся на фон Гука?

Не выдержав испытующего взгляда, подруга опустила глаза и не удостоила её ответом.

– Значит, знала, – уличила её Аня.

Мариша не умела врать, и Аня всегда читала её поведение, как открытую книгу.

Опустившись на колени, Мариша нарочито медленно принялась раскладывать грибы по кучкам, пересчитывая найденные боровики. Наконец, повозившись, она согласилась:

– Знала, – опустив руку в кузовок, выудила оттуда завалившийся гриб и бесхитростно пояснила: – Я видела его собаку.

Домой шли медленно. И хотя кузовки с грибами оттягивали плечи приятным грузом, на душе у подруг было неспокойно. То Аня, то Маришка, нет-нет, да и помянут шустрого офеню, как из-под земли вынырнувшего в березняке.

«Уж не следит ли он за мной? – мысленно волновалась Аня, глядя себе под ноги. – Зря я согласилась ехать к Маришке, не навлечь бы мне на неё беду!»

Она вспомнила, как после окончания пансиона ехала мимо порога Керста, мечтая построить на утёсе дом на семи ветрах. Может и, правда, выстроить? Жить с батюшкой и няней в стороне от всех, никого не беспокоя, тогда и Маришка останется в безопасности.

И снова из глубин сознания выплыл наружу и закружил голову тревожный вопрос:

– Кто же так сильно нас ненавидит?

* * *

Скоро осень. Аня осторожно поставила на скамейку тяжёлую корзину с мелкими жёлтыми сливами, налитыми солнечным соком. Хорош урожай в саду Вороновых: ветки яблонь низко клонятся под тяжестью кисловатых крепких яблочек, готовая опасть слива сама просится в варенье, а уж сколько в этом году уродилось крыжовника, и вовсе невозможно исчислить!

Сад Вороновых по всей округе славился своим урожаем. Мариша хвастала, что у соседей, бывало, морозом яблоневый цвет побьёт, ни яблочка не проклюнется, а у деревьев в их саду под тяжестью плодов ветки ломаются. Покойный Ермолай Поликарпович и в храм, и в приют, и в пансион баронессы фон Гук никогда не забывал презентовать на яблочный Спас ящик-другой глянцевой антоновки.

Выбрав самую крупную сливу, Аня положила её на ладонь и залюбовалась, глядя, как сквозь тонкую кожицу просвечивает тёмная косточка. Так и человеческая душа иногда: сверху чистая, светлая, а разломи её напополам и наткнёшься на деревянную сердцевину. Сразу не заметишь, можно и зубы обломать.

Подвинув корзину в сторону, Аня присела рядом и принялась вспоминать подробности рассказа барона Александра Карловича о результатах слежки за офеней.

Он сообщил о поисках вечером того же дня, без предупреждения явившись со срочным визитом. Девушки приняли его здесь, в саду, на этой самой скамейке.

Господин барон успел переодеться в полевую форму, безупречно облегавшую его атлетически сложенную фигуру.

– Аполлон, – шепнула Ане Мариша, бегло глянув в лицо фон Гука, – хотя нет. Рядом с ним Аполлон будет смотреться неотёсанным мужланом.

Подруги только что отужинали и, уложив Ивана Егоровича спать, отправились посекретничать в сад, спеша застать последние солнечные лучи, отражающиеся от крыши дома.

Маришу познабливало, и она зябко куталась в набивной платок тонкой шерсти, а Аня напротив – чувствовала такой жар во всём теле, что расстегнула три пуговки закрытого ворота чёрного платья, необыкновенно подчёркивавшего белизну её кожи.

Она по-детски заплела волосы в две косы и под прямым взглядом барона немного смущалась своего внешнего вида, думая, что выглядит точно как девочка из сиротского приюта.

– Прошу вас, говорите шёпотом, ваша светлость, – предупредила Аня Александра Карловича, когда он покорно уселся рядом с ней на указанное место, – я не хочу посвящать в наш разговор мою нянюшку. Если она что-либо узнает о записках, то переполошит весь дом.

Фон Гук понимающе понизил голос, бесстрастно вопросив:

– Позвольте поинтересоваться, о каких записках идёт речь?

Маришка всплеснула руками, а Аня, решив, что раз уж Александр Карлович принял участие в розысках «почтальона», то имеет право знать и остальное, быстрым полушёпотом пересказала свою историю.

Фон Гук слушал внимательно, так, как боевые офицеры слушают донесения с поля брани: не задавая лишних вопросов и не переменяя спокойной позы, со сложенными на коленях руками. Его нервозность выдавали лишь напряжённый прищур глаз и тонкая складка, прочертившая гладкий мраморный лоб.

К концу грустного повествования о прошедших событиях лицо барона исказилось негодованием, а с губ непроизвольно слетела краткая реплика:

– Какая низость!

Горячая заинтересованность Александра Карловича придала Ане силы для дальнейшего рассказа. Подумав, что давно не испытывала чувства защищённости, Аня протянула барону оба письма.

Брезгливо, словно нечто гадостное, он взял из Аниных рук записки и долго рассматривал их на свету, поворачивая под разным углом.