Раз – и, два –
Но я просто не до конца разобралась в многогранности страданий. Потому что, когда пришла боль, которая разорвала меня на части, я поняла: до этого была лишь увертюра к боли. Настоящее страдание – здесь. В навалившемся всем весом, дышащем перегаром теле. В этом диком стаккато грубых толчков. Вот она, настоящая пытка. И я кричала. И молила о пощаде, ненавидя себя, показывая слабость и ничтожность своего тела. Мой крик всё длился и длился. Смешиваясь с ударами и приказами заткнуться. Смешиваясь с кровью разбитых губ. И этой агонии не было конца. Наконец потная мозолистая ладонь надавила на лицо, и я почувствовала, как сознание меркнет. Я надеялась, что больше не будет ничего. Что мне удалось заслужить смерть. Любой пытке рано или поздно должен настать конец.
Но потом появились руки и подхватили меня. Не злые крепкие кулаки, а чуть шершавые ладони, неловкие. Они укачивали и грели, гладили утешительно, с добротой и состраданием. Почти как мамины, но у нее не было такой загрубевшей кожи. Руки оберегали, и мне казалось, что я слышала бормотание снаружи моего кокона. Голос обещал, что теперь всё будет хорошо, а руки держали крепко, но нежно. И потоки теплого воздуха вновь подхватили мое исстрадавшееся тело, отправив его в блаженное ничто.
Женя
Не могу быть уверен, что мне удалось поспать, тело вроде проваливалось в короткую дрему, но потом я вскакивал на постели, беспокойно сверялся с часами и в пять утра окончательно проснулся, будучи абсолютно измученным от нервного напряжения. С тревогой и нетерпением я прислушивался к звукам в квартире, прозвонил будильник отца, и я, затаившись, ждал, пока он в привычном ритме собирался на работу; время, казалось, текло бесконечно медленно, и, когда за отцом громко захлопнулась входная дверь, я поспешно вскочил, хотелось собраться как можно быстрее. Мама любит поспать в субботу и раньше девяти вряд ли выйдет, поэтому я быстро принял душ, натянул одежду и написал в темноте записку для мамы про несуществующий поход в кино с несуществующей девушкой, после чего практически бесшумно закрыл за собой дверь, устремился вниз по лестнице, перепрыгивая несколько ступенек за раз, и с тревогой нажал кнопку звонка у знакомой двери на шестом этаже, но в ответ была только тишина.
Сейчас семь утра, но неужели они спят как ни в чем не бывало? Или, может быть, их вообще нет? Им пришлось поехать в больницу? Всё обернулось хуже, чем я думал?
Сердце колотилось с такой силой, что я снова нажал кнопку звонка, не отпуская, пока не услышал какие-то звуки за дверью и пока она не открылась. Я увидел бледное заспанное лицо Олега, и мы недоуменно посмотрели друг на друга.
– Ты чего, Жень? – недовольно буркнул Олег. – Ты что тут делаешь?
Мне хотелось задать ему точно такой же вопрос: он никогда не оставался ночевать, потому что Сашка всегда просил его уехать, да и сам Олег задержаться обычно не стремился.
– Эм-м-м… А Сашка где? – неуверенно спросил я, размышляя, в курсе ли ситуации Олег: не может же быть совпадением то, что он здесь оказался.
– Спит, – коротко ответил Олег, подозрительно глядя на меня. Я видел, что он уже немного пришел в себя и мысли сложились в его голове в определенную картину.
– Я тогда к нему, – постарался говорить нейтрально. – Мы вроде как договорились сегодня пораньше встретиться.
Без приглашения я прошел в квартиру, так что Олегу пришлось посторониться, а я спокойно разделся, хотя внутри всё напряглось, как струна, и направился к закрытой двери Сашкиной комнаты.
– А Саня спит в зале, – остановил меня голос Олега. – Там Василиса.
Василиса? Ее зовут Василиса, и она здесь, а значит, всё более-менее в порядке?
– А… ну да, точно, – сдержанно ответил я и постарался как можно более невозмутимо пожать плечами.
– То есть для тебя это не сюрприз? – хмыкнул Олег, но я уже был в зале и смотрел на незаправленный диван, на котором Сашки не было.
– Его там нет, – сказал я, вернувшись в коридор, и, прежде чем Олег успел меня остановить, очень тихо приоткрыл дверь в комнату друга.