Спохватившись, я побежала мочить полотенце и, схватив перекись и ватные диски – больше в тумбочках ничего не было, – поспешила вернуться. Елена Васильевна сидела в той же позе и, кажется, даже не дышала. Но мне был важнее Женька. Сашка уже подтянул друга к кровати, и тот сидел прямо на полу, откинув голову назад. Я принялась аккуратно обрабатывать лицо, беспокоясь, что такое количество ударов по голове могло плохо повлиять на недавнее сотрясение.
Когда носовое кровотечение удалось остановить и лицо более-менее очистилось от крови, Женька мягко отбросил мою руку и попытался поднять голову с кровати. Глаза его были немного расфокусированы, и он уперся взглядом в мою обнаженную грудь. Я только сейчас поняла, что мы так и остались практически голыми.
– Мам, – прохрипел Жека, и Елена Васильевна дернулась, будто он ее ударил. – Что он имел в виду?
– Ты правда хочешь говорить об этом сейчас? – умоляюще спросила она.
– Я правда хочу говорить об этом прямо сейчас! – в Жекином голосе зазвучал металл. Он никогда не говорил так раньше.
– Мы подождем на кухне, – сказал Сашка, протягивая мне руку.
– Я хочу, чтобы вы остались! – не терпящим возражения тоном сказал Жека. Я никак не могла понять, почему он так шепелявит, неужели этот урод выбил ему зубы?.. Но мы бы заметили. Возможно, губы пострадали слишком сильно и Женьке больно говорить. – Прямо сейчас, мама.
Елена Васильевна как-то неестественно выпрямилась, оторвавшись от стены, словно кто-то насадил ее на кол, а потом принялась разглаживать складки юбки. Из стороны в сторону, из стороны в сторону. На втором заходе методично перемещающихся по складкам пальцев, от которых я не могла оторвать взгляд, послышался
– Я. Сказал. Прямо. Сейчас.
– Коля – не твой родной отец, – начала Елена Васильевна без каких-либо эмоций, деревянным голосом, как заводная кукла. – Я… мы с детства жили в одном подъезде и были добрыми друзьями. До одиннадцатого класса он встречался со своей одноклассницей, у них была большая любовь, – я вздрогнула при этих словах, уже зная, кем была эта одноклассница. – Но перед выпуском эта девушка встретила кого-то другого, и они с Колей расстались. Он впал в тяжелую депрессию, завалил экзамены и ушел в армию. Когда вернулся, я поступала в университет. Коля стал очень циничным и злым на весь мир, но ко мне был по-прежнему добр.
– Как это относится. – начал Женька, но мать его перебила.
– Однажды я поздно возвращалась домой из университета и пошла через парк. На меня… напали. Группа парней. Я не знала их, не видела лиц… Они…
Она страшно зарыдала на короткий мучительный миг, но быстро оборвала себя, прикусив костяшки пальцев. А после вновь распрямилась, и лицо ее приобрело восковую бледность, натянулось, как у покойницы. Это выглядело ужасающе.
– Меня нашел Коля, – ровно и безразлично продолжила Елена Васильевна. – В тот день у него был бокс, и он не смог меня встретить у метро, как обычно. Он пришел в ярость и еще долго пытался разыскать этих подонков. Мы никому ничего не сказали. Но через два месяца я поняла, что беременна. Коля советовал мне… избавиться… но я не могла и не хотела. И тогда он предложил пожениться.
– Зачем? – ровным голосом спросил Жека.
– Чтобы помочь воспитать тебя, – сказала Елена Васильевна, словно оправдываясь. – Время такое было. Мне пришлось бы несладко одной с ребенком. Он пообещал мне, что воспитает тебя как своего сына.
– Ага, прям любовь лилась рекой, – заерничал Жека. Я удивленно вскинула на него глаза, осознав, что по моим щекам катятся слезы. Но Жеку эта история будто и не тронула вовсе, он сидел с бесстрастным лицом. – А почему у твоего Николая Михайловича такая странная связь в голове? Чем я похож на тех ублюдков? Я что, насилую детей? Убиваю невинных? Рушу чьи-то жизни? Я, блядь, просто хотел быть с теми, кого люблю!
Я отшатнулась от этих слов, от этой не свойственной Жеке грубости, от этого «хотел» – в
– Сынок, – в голосе Елены Васильевны послышалась мука, но она снова судорожно вздохнула, словно заталкивая чувства глубоко внутрь. – Коля – человек старой закалки. Он многого не понимает и, конечно, смешивает вещи несравнимые. Но он с самого рождения очень переживал за тебя, а я хотела дать тебе полную семью. Да, отец порой вел себя жестко и даже жестоко, но ему не все равно. Мы оба хотели для тебя лучшего.
Женькины губы презрительно скривились, а глаза стали мертвыми. Я вдруг поняла, что ему хочется ударить мать. Я почувствовала его ярость и ненависть.
– Мам, я хочу, чтобы ты ушла, – ровным плоским голосом сказал Жека. – Я позвоню тебе позже.
– Сынок… – она умоляюще протянула к нему руки, и новые слезы безудержно заструились по моим щекам.
– Уходи, мам. Сейчас же, – Жека так и не двинулся с места, но глаза его все еще горели жестокостью.