Три часа на выяснение истины

— Так, пустяки, — Серегин снизил скорость, потому что они въехали в город. — Чтобы меня ценили и любили. Ну вот, Елена Петровна, кормилица-поилица моя, мы и приехали.

— Василий Митрофанович, миленький, я вам так благодарна!

— Благодарить после будете, когда вовремя вернемся. Сейчас половина одиннадцатого. Вам куда дальше-то?

— Да здесь рядом, на Индустриальной, дом пять. Живу я на первом этаже. Дом наш старый, зато подвал есть. Вы мне только снимите мешки, а уж в подвал их зять отнесет, Саша.

— Хорошо. — Серегин осторожно проехал по тенистой от густых зарослей акации дороге к дому, остановился у подъезда, вышел из машины, забрался в кузов, выбросил на газон мешки с картошкой, потом поставил их один к одному, отряхнул ладони и посмотрел на сияющую от радости Кудрявцеву: — Значит, Елена Петровна, договорились: ровно через час, в половине двенадцатого, я вас здесь жду. Я тоже домой загляну, проверю, как они там без меня.

— Вы же только сегодня утром уехали.

— Все равно душа не на месте. — Он сел в машину и уехал.

Кудрявцева задумчиво посмотрела ему вслед, потом на свои часы, на мешки с картошкой и тряхнула головой:

— Надо же, как мне повезло! И мужчина такой симпатичный!

Она открыла дверь. Вера и Максимка спали. Саша сидел перед немым телевизором, смотрел футбол. Увидев Кудрявцеву, он обрадованно вскочил:

— Елена Петровна, вы насовсем? Вам покушать разогреть?

— Спасибо, Саша, я сыта. Я всего на часок и поеду назад, в колхоз. Ты вот что, дружок, иди на улицу, я там три мешка картошки выписала, отнеси их в подвал. Картошка отменная, сухая, по одной отбирала. А я пока ванну приму да новые платья возьму.

Надену-ка я обнову, шерстяное, подумала Елена Петровна. А что? Вечерами становится прохладнее, недели две еще быть в колхозе придется, да и в кабине у этого Серегина чисто. И вообще, он очень приятный, обходительный. И профиль у него благородный. Сразу видно, гордый мужчина. И сильный. Ишь, какой! Нежности ему не хватает, чтобы любили его и ценили. А кому этого вдоволь? Мне, что ли? С ним даже поговорить приятно. Он совсем не такой, как эти мужики из автобазы. Те просто откровенные хамы. А этот искренний, спокойный. Ой, да что это я на старости лет раскудахталась? Мало ли красивых мужиков на свете? Они вон все заняты рябыми. А этот, кажется, и не пьет. Ну, конечно, не пьет, он же крутится со своим хозяйством. Впрочем, такому здоровенному да работящему и выпить не помеха. Сколько он в колхозе будет? Кажется, две недели. Интересно, в холодильнике у нас водка есть? Впрочем, откуда? Кудрявцева открыла холодильник, вынула пузатую медицинскую бутылку с широкой резиновой пробкой. Открыла, понюхала. Кажется, спирт. Капнула на газовую плиту, поднесла горящую спичку. Капля вспыхнула синим прозрачным пламенем. Кудрявцева пошла в спальню, на цыпочках приблизилась к дочери, которая лежала на краешке кровати, прижав к груди Максимку.

— Вера, — прошептала Елена Петровна. — Привет, это я. Ты не вставай, я всего на полчасика. Картошку привезла. Саша ее в подвал носит. Вера, у тебя в холодильнике медицинский спирт, что ли? Так много? А, это для Максимки? Слушай, я половинку отолью, мне надо. Хорошо? Ты в случае чего у Ольги Киреевой в консультации возьмешь, дашь рублей семь, она нальет. Ну ладно, спи!

Ровно через час, приняв ванну и напившись чаю, Елена Петровна сидела на кухне и смотрела в темное окно на улицу. Футбол кончился, и Саша стелил себе на диване. Во дворе вдруг возник яркий горизонтальный столб света, потом второй, и послышалось негромкое урчание мотора. Молодец, Василий Митрофанович, не обманул!

— Саша! — Елена Петровна вышла в большую комнату. — Машина уже пришла, я поехала. Поаккуратней здесь, хорошо?

Ночь была теплая, звездная. И звезды эти, как из огромного мешка, пошитого из синего полотна неряшливой портнихой, сыпались и сыпались то у самого горизонта, то совсем близко, за черным гребнем леса, то рядом, и казалось, что машина, мчавшаяся по шоссе с огромной скоростью, успеет к месту падения, и Елена Петровна вместе с Серегиным остановятся, выбегут на сверкающую под чистой большой луной траву и увидят догорающую звезду, услышат, как шипит она в обильной росе.

— Вам не холодно? — спросил Серегин, поднимая боковое стекло на своей стороне.

— Нет, что вы! — беспечно засмеялась Елена Петровна. — Мне жарко, смотрите, сколько падает звезд, я даже не успеваю загадывать желания.

— А вы не спешите и загадайте только одно, и тогда оно сбудется.

— Вы так думаете?

— Конечно, вот я загадал только одно, и больше не надо.

— И вам его хватит? Одного-единственного.

— Наверно. — Серегин задумался. — А может, и не хватит. Тогда я загадаю еще раз. Хотя загад не бывает богат. Это все писатели выдумали в книжках про звезды, про любовь и всякое такое.

— Вы что, Василий Митрофанович! Разве любви не бывает?