Три дня до небытия

Она поймала себя на том, что в голове вертится песня «До свиданья, черный дрозд!» – никто не сможет ни понять, ни полюбить меня – и вспомнила, что в детстве, во времена работы на пусковой шахте, это был условный сигнал, когда их подслушивали. Только Маррити, конечно, понятия не имеет о том, что это сигнал, подумала она, да и с какой бы стати мне его предупреждать?

И Шарлотта снова надела темные очки.

– В другой раз? – спросила она, его глазами следя за своим лицом и старательно придавая ему жизнерадстное выражение. – Человеку, который знает Мильтона и Хаусмана, я могу доверить свой номер телефона.

– Да, спасибо. Просто я сейчас ни о чем не могу думать, кроме дочери.

– Это понятно.

Она ощупью нашла в сумочке визитку и протянула ему. Прочитала его глазами: «Либра Носамало Моррисон, ветеринар, (909) ДЖКЛ-ХАЙД.

– Стивенсона вы тоже любите, – услышала она его голос.

Наспех отпечатанная визитка вдруг показалась ужасно глупой шуткой. Шарлотта, запинаясь, принялась объяснять:

– Ну, это Гекилл и Джекилл – знаете, вороны из мультика, а Хайд…

– Бьюсь о заклад, вы специализируетесь на кошках?

Карточка исчезла из его поля зрения, и Шарлотта надеялась, что он положил ее в карман, а не выбросил.

– Пойду-ка я посмотрю, может, ее уже вывезли из операционной, – сказал Маррити. – Рад был познакомиться, Либра.

– И я, Фрэнк. Позвони мне!

И вот у него перед глазами замелькали открытые двери, стойка рецепции, сувенирный магазин в вестибюле. Шарлотта отвернулась, чтобы, оглянувшись назад, он не задерживал на ней взгляд, но Маррити смотрел прямо перед собой – больничный коридор вел к лифтам.

Когда он свернул за угол и вызвал лифт, Шарлотта подняла правую руку, распрямив ладонь, и услышала звук подъезжающей к обочине машины.

– Я дальновидец, а не шпионка, – буркнула она в прикрепленный у горла микрофон.

Машина остановилась перед ней, и водитель, высунув шею, заглянул в зеркало заднего вида – за рулем оказался сам Раскасс.

Шарлотта ощупью нашарила дверь, потом ручку и открыла.

– Ты и день рождения его знала, – начал Раскасс. – Почему было не сказать ему, что вы родились в один день? Могла бы прокричать ему вслед, когда он уходил.

Когда он злился, французский акцент делался заметнее, а голос тоньше. Если не знать, Шарлотта могла бы принять его за женский.

– И что теперь будем делать? – уныло спросила она, захлопнув дверцу.

– Если из-за этого… ляпа он догадается, что кто-то пытается незаметно подобраться к нему, возможно, нам придется его убить, а потом подослать кого-нибудь посообразительней к Мойре и Беннету, а заодно и к его дочери.

Она похожа на меня в детстве, снова подумала Шарлотта.

Откинувшись на сиденье, она пристегнула ремень. Приятно было с тобой познакомиться, Фрэнк, думала она, а тем временем Раскасс, вырулив с дорожки госпиталя, включил правый поворот, чтобы выехать на Уотермана. Хороший ты человек, вдовец, который делает все, что в его силах, для своей маленькой дочурки – сегодня ты даже спас ей жизнь! – и на моей памяти ты первый человек, который узнаёт стихотворение Мильтона по одной строке. Но боюсь, я убила тебя, упомянув твой любимый скотч.

И я не стану этому мешать. Я, понимаешь ли, не хороший человек. Была когда-то, и скоро – если у Раскасса все получится и он сдержит слово – у меня опять появится шанс стать хорошей, начав все с начала.

Я проживу более счастливую жизнь, вернее, она проживет: девочка, которой я была когда-то, моя «маленькая дочурка», так похожая на твою Дафну. «Я все устроил, заботясь о тебе, мое дитя». Она и не узнает, какие ужасные вещи я ради нее делала. И слепой она не будет. Слепой она не будет.

Орен Лепидопт стоял на ковре в темной сейчас гостиной Фрэнка Маррити, осматривая силуэты стола, телевизора и полок, уставленных книгами с нечитаемыми в темноте названиями. Впрочем, он ознакомился с ними при дневном свете – в этой комнате много Стивенсона, Бронте и Троллопа, в то время как поэзия, драма и энциклопедии выстроились на полках, висящих над головой в коридоре, а история, философия и современные романы собраны в верхней гостиной. Поэзия, книги по истории и философии расставлены в хронологическом порядке, а романы по алфавиту.

Комнату девочки сегодня покрасили – кровать выдвинули на середину, маленький письменный стол и пару книжных стеллажей прислонили к ней, скатанный коврик и пару плетеных корзин свалили прямо на кровать и прикрыли все коричневым чехлом из бумажной ткани. Заглянув под него, Лепидопт разглядел среди книг на одном из стеллажей «Ветер в ивах» и «Обитателей холмов»; корзины были заполнены кассетами с новинками рока и альбомами, в большинстве своем – записи «Квин». В черной лаковой шкатулке для драгоценностей, с разделителями из голубого бархата и прорезями для колец, хранились два золотых браслета, несколько серег и обручальное кольцо – надо полагать, материнское.