Три дня до небытия

Лепидопт припомнил хаос в комнате своего сына, в их квартире на улице Дизенгофа в Тель-Авиве. Луис был всего на год младше Дафны и тоже любил «Квин». Жену Лепидопта, Дебору, беспокоил тот факт, что вокалист группы оказался гомосексуалистом, однако юный Луис уже засматривался на девочек. Лепидопту стало интересно, могли бы эти двое детей подружиться, если бы, вопреки вероятности, они встретились. Наверняка подружились бы, наверняка Дафне понравился бы курчавый еврейский мальчик с пронзительными, как у отца, карими глазами.

Здесь, в этой темной гостиной, у Лепидопта возникло подозрение, что дом физически напрягся из-за его присутствия, его неуместности здесь. Он явственно ощущал эту неприязнь – стоя тут в своих латексных перчатках, с поляроидной камерой вокруг шеи, с автоматической «Береттой», засунутой в задний карман брюк. Дважды за годы службы ему приходилось проникать в чужие дома в отсутствие хозяев, и он снова ощутил это шаткое равновесие, как бывает у теннисиста, который только что послал мяч за сетку и балансирует, ожидая ответного удара. Лепидопту казалось, что он слышит отголоски последнего прозвучавшего здесь разговора и почти улавливает тональность последующего.

Чужой дом не столько знакомил с отсутствующим хозяином, сколько давал некий широкоугольный снимок. Маррити курил «Балканское собрание», трубочный табак номер 759, а не обычную душистую смесь, однако Лепидопт не знал, из тех ли он курильщиков, что не вынимают трубку изо рта даже во время разговора, или из тех, что вечно крутят ее в руках, то набивая, то раскуривая, то елозя в ней ершиком для чистки, – это были два разных типа людей. Маррити, очевидно, пил односолодовый виски и ликер «Южный комфорт», но догадки, к какому сорту пьющих он принадлежит, можно было строить в очень широком диапазоне.

«Кто ты, Фрэнк Маррити? – подумал он. – Кто ты, Дафна Маррити?»

Снимок создавал впечатление счастливых отца и дочери, которым хорошо друг с другом. Всюду книги, груда одежды на стиральной машине, в холле свободно шныряют коты. Маррити поддерживал в доме температуру 20 градусов по Цельсию, или 70 по Фаренгейту: Лепидопт уже дважды слышал шепоток заработавшего кондиционера. Он покопался в себе в поисках привычной зависти к нормальной жизни, и нашел ее там же, где и всегда.

Лепидопт радовался, что кот, или коты, не показываются ему на глаза, потому что, погладив кошку год назад, он тут же проникся уверенностью, что это в последний раз.

Сфотографировав на поляроид мусорную корзину Маррити, он принялся перебирать ее содержимое – без особой надежды, поскольку те, кто побывал здесь раньше, наверняка проделали то же самое, а после всего, сверяясь с фотографией, сложили мусор точно как было. Он обнаружил коробку, в которой Маррити хранил оплаченные счета, и сфотографировал квитанции за телефон, еще раз убедившись, что он уже второй человек, который проделал это за последние шесть часов.

Если фильм и аппарат можно было найти, они их уже нашли. Но может быть, их найти невозможно. Будем исходить из того, что мяч еще в игре, подумал Лепидопт.

Он старался передвигаться по дому тихо, допуская, что предыдущая группа, кем бы они ни были, могла оставить микрофоны; сам он тоже оставил несколько.

Он держался подальше от телефонов – один был в комнате Маррити, один в нижней гостиной и один в кабинете наверху – потому что к их проводам вторая группа наверняка прикрепила вечные передатчики или вспомогательные схемы, которые легко превращают телефонную трубку в микрофон, даже когда она явно лежит на рычаге.

Три оставленные Лепидоптом электретных микрофона были замаскированы под пустые зажигалки «Бик»: один он положил на верхнюю полку в кухне, один между книгами в гостиной и один сунул в пыльный угол на подоконнике в кабинете. Настроены они были на частоту от 100 до 120 мегагерц – от верхней границы коммерческой FM до нижнего предела полосы частот, используемых в авиации для речевой связи. Однако диапазон их действия не превышал пятисот ярдов, поэтому Лепидопту пришлось снять дом в западном конце квартала и установить в нем приемники и записывающую аппаратуру. Передатчики на щелочных батарейках АА проработают как минимум неделю-две.

Еще Лепидопт оставил в глубине кухонного ящика, забитого пыльными палочками для еды и деталями кофемолки, две статуэтки терафим, сделанные из обожженной темной глины, – на подставке каждой из них были тщательно выведены названия четырех рек Эдема. А на холодильник он прилепил сверху кусочек кожи величиной с почтовую марку, на одной стороне которой чернилами была начерчена звезда Давида, а на другой надпись на иврите, гласившая: «И утих огонь», – строка из «Книги Чисел», 11:2, когда огонь охватил шатры израильтян и унялся после молитвы Моисея.

Но, прежде чем уйти, он все-таки попытался понять, что могли упустить те, кто опередил его.

Здесь, в темной комнате, ощущался запашок горелого пластика, пробивающийся сквозь запах табака, книг и кошачьего туалета; наверху в воздухе стоял густой, как глазурь на пироге, запах свежей краски.