Три дня до небытия

– Мы не должны ни к чему прикасаться, – повторил Беннет, однако вместе с Дафной вошел в дом. Внутри было прохладно, в кухне стоял слабый запах бекона, лука и сигарет – как всегда.

Дафна не заметила в комнате никаких перемен с Пасхи – мойка и кухонная стойка без единого пятнышка, посреди стола связка розмарина и сухого чеснока, в углу швабра щетиной вверх – старуха всегда ее так ставила: отпугивала кошмары, если верить отцу.

Беннет поднял с кухонной стойки деловую визитку.

– Видишь? «Такси Белла». Должно быть, вызывала, чтобы доехать до аэропорта, – и он положил карточку на место.

Отец снял трубку желтого телефонного аппарата, висевшего на стене, и пальцем той же руки стал крутить диск. Другой рукой он указал на холодильник.

– Даф, не посмотришь, нет ли там пива?

Дафна потянула ручку огромного зеленого холодильника – он был старше отца, который пошутил как-то, что он похож на «Бьюик» пятидесятых годов, поставленный на попа, – и нашла среди банок с отвратительным черным варевом две банки «Будвайзера».

Одну она сунула в руку отцу, другой помахала дяде.

– Спасибо, «Будвайзер» не пью, – чопорно отказался тот. Дафна пододвинула отцу вторую банку и посмотрела на пробковую доску для записок на стене.

– Ее ключей нет, – заметила она.

– Может быть, у нее в сумочке, – ответил отец и заговорил в трубку:

– Мойра? Что, Грамотейка умерла? Что? Связь плохая. Беннет мне сказал… мы у нее дома. Что? У нее дома, говорю, – он одной рукой вскрыл банку с пивом. – Не знаю. Слушай, а ты уверена? – он сделал большой глоток. – В смысле, звонок не мог быть розыгрышем?

Несколько секунд он молча слушал, потом, отставив банку на кафельную стойку, дотянулся до стоящей на ней электрической кофемолки, щелкнул выключателем, и вертикальный цилиндрик застучал, перемалывая оставшиеся в нем кофейные зерна. Потом снова выключил ее.

– Когда тебе позвонили из больницы? Помедленнее. У-гу. А перезванивала ты им по какому номеру?

Он вытащил из вазочки с карандашами и ручками один карандаш и записал номер на обороте визитки «Такси Белла».

– Еще раз – последние две цифры?.. Так, понял, – он сунул карточку в карман рубашки. – Да, и мне, малышка. Ладно, спасибо, – он передал трубку Беннету. – Хочет поговорить с тобой. Связь плохая – то скрежещет, то глохнет.

Беннет, нетерпеливо покивав, взял трубку и заговорил:

– Просто хотел проверить, вдруг… ты слушаешь?.. вдруг отсюда нужно что-нибудь захватить, свидетельство о рождении…

Тем временем Фрэнк Маррити увел Дафну в темную гостиную.

Скрипка Грамотейки вместе со смычком висела на обычном месте между двумя пергаментами в рамах, испещренными еврейскими письменами, и Дафне, хоть она и побаивалась старухи, вдруг захотелось заплакать при мысли, что Грамотейка никогда уже на ней не сыграет. Девочка вспомнила, как скользил по струнам ее смычок, беря первые четыре ноты одного из ее самых любимых скрипичных концертов Моцарта.

Спустя мгновение следующие шесть нот насвистел ее отец.

Дафна моргнула.

– А, – зашептала она, – ты горюешь по Грамотейке и одновременно злишься на нее… и что-то не так с ее кофемолкой. Я… не понимаю, в чем дело.

Помедлив, отец кивнул.

– Верно, – он поднял бровь, глядя на дочь. – В первый раз с нами такое происходит одновременно.

– Это как включить поворотники на двух машинах. Рано или поздно они начнут мигать синхронно, – тихо проговорила Дафна и посмотрела на отца. – А что не так с ее кофемолкой?

– Потом объясню, – ответил он и заговорил в полный голос поверх ее плеча: – Не думаю, что у бабушки вообще было свидетельство о рождении.

Дафна, обернувшись, увидела входящего в комнату Беннета. Тот нахмурился при виде задернутых штор.

– Да, думаю, в стране Оз не выдают метрик, – согласился дядя. – Окно нам надо бы вставить.

– Можно взять ее «Макиту»[3] и привинтить изнутри кусок фанеры. Думаешь, стоит вызвать полицию? – отец указал рукой на скрипку. – Если здесь и побывал вор, ее Страдивари он не тронул.

Беннет заморгал и уставился на стену.

– Это Страдивари?

– Шучу. Нет. По-моему, здесь все на месте.

– Ужасно смешно! Думаю, полицию можно не вызывать. Но окно вставь – мы уедем все вместе и приезжать будем только вместе, – Беннет пригладил свои усики. – Не знаю, оставила ли она завещание.

– Мы с Мойрой и так наследники. Не верится, что кроме дома, у нее много чего было.

– Ее машина, книги… И кое-что из этих… произведений искусства может представлять для кого-нибудь ценность.

Для каких-нибудь чудиков, подумала Дафна. Она с неожиданной агрессией подумала о кристаллах старушки, о ее медных колокольчиках и картинах с изображением единорогов, глаз на пирамидах, сонных на вид бородачей в балахонах.

– Надо будет все переписать и оценить, – продолжал Беннет. – Она была коллекционеркой, и среди всякого хлама могла случайно наткнуться на что-то ценное. Дважды в день даже сломанные часы показывают точное время.

Дафна почувствовала, как задело ее отца упоминание о сломанных часах в этих стенах. Ей о многом хотелось бы расспросить его, когда они вернутся в свой грузовик.

2