— Да! Он расплатился. Сказал, что у него будут проблемы, но… вот!
— Я думала… он не расплатится…
— Расплатился. — Я открыл контейнер. Ампула с лимонной жидкостью блеснула внутри. — На двоих хватит?
Она поняла сразу.
— На меня и Наську?
— Да! Ты же без неё не уйдёшь, я понимаю.
У Дарины задрожали губы.
— Я не знаю… не знаю… здесь одна доза… но мутаген приспосабливается к массе пациента… тебе я вколола весь, но ты умирал, важна была каждая секунда…
Она замолчала, глядя на ампулу. Потом тихо сказала:
— Может быть, и хватит. Да, это одна доза. Но мы с Наськой не очень большие и наши Изменения пока не глубокие. Может хватить.
Меня отпустило. Даже колени подкосились, я сел, взял ком салфеток и вытер кофе со стола. Сказал:
— Тогда зови мелкую. Тащи шприцы. Вы станете людьми, ты поселишься у меня. А Наська парой этажей выше, мои старики от счастья с ума сойдут.
— А… Гнездо? Куколки?
— Куколки уйдут в Раменки. Какая им разница, а? Ну если серьёзно? Или в другое Гнездо. Ну а наше…
Я помолчал. Я чувствовал, что Гнездо слышит каждое моё слово, даже непроизнесённое.
— Наше поймёт, — сказал я. — Так ведь? Ты поймёшь?
Гнездо думало.
В нём были тысячи отпечатков сознания. Мальчики и девочки, юноши и девушки. Те, кто погиб здесь, и те, кто отправился умирать в другие миры.
Дыхание Гнезда докатилось до меня тёплой печальной волной. Почему-то — сочувственной, словно это я отправлял себя на смерть.
— Оно согласно, — сказал я неуверенно. — Оно понимает! Здесь ни у кого и никогда не было этого шанса, но они все бы хотели его получить. Гнездо понимает.
Дарина молчала, разглядывая ампулу. Потом сказала:
— Максим, я учу обращаться с оружием. Куколок, потом стражу… Учу воевать. Но война — это не только оружие. Оружие лишь инструмент.
Я кивнул, насторожившись.
— Война — это люди. Солдаты, офицеры…
— Откуда мне знать, я не офицер и не солдат, — буркнул я. — В армии не служил. Сейчас вообще мало кто служит.
— Мораль на войне отличается от морали мирной жизни, — продолжала Дарина задумчиво. — Стоит ли спасать одного раненого или пленного, если могут погибнуть десятки солдат? Большинство армий решают этот вопрос как «стоит».
— То есть жизнь солдата — самое важное, — сказал я обрадованно. — Ну и молодцы вояки. Очень правильно. Вот и вы, вас много, а Гнездо…
— Подожди, — прервала меня Дарина. — Ты не понял.
Я замолчал, а она всё так же смотрела на каплю жёлтого мутагена в ампуле.
— В этом нет абстрактного гуманизма, как можно подумать. В этом есть здравый смысл. Каждый должен быть уверен, что его не бросят в беде. Что за него рискнут, будут биться до конца.
— Всё, сагитировала, пойду запишусь в армию… как думаешь, в десант возьмут?
— Максим, — Дарина закрыла пенал и положила на стол. — Гнездо — наш раненый боец. Мы с Наськой — офицеры, куколки рядовые. Уж какие есть. Мы не можем его бросить.
— Ты не офицер, — пробормотал я, уже понимая, что проиграл. — Вы не армия. И вообще не люди, сама повторяешь!
— Да. Но многие правила у нас совпадают. Изменённые собирали лучшее, чтобы стать лучшими солдатами. А люди хорошо умеют воевать. Очень хорошо.
— Уверен, что ни в одной армии мира ни уставы, ни правила не требуют самоубийства! — сказал я. — Ты не защитишь Гнездо, вы все умрёте! Все мы умрём, я ведь тоже останусь! Давай уйдём, это как раз будет правильно.
Дарина покачала головой, твёрдо сказала:
— Я не могу бросить Гнездо и своих солдат. И Наська не может. Но если она станет матерью, если успеет пройти первую фазу до полуночи, то получит доступ к протоколам защиты и сможет открыть сейф.
— Какой сейф?
— С настоящим оружием, — ответила Дарина. — Его запрещено применять на Земле, оно для обучения, но вот внутри помещения… Наська объявит учения на всей территории Гнезда. Раменские не смогут прийти с настоящим оружием, мы заблокируем экранные переходы, а выносить его из Гнезда на улицы строго запрещено. И тогда… тогда у нас будет шанс.
У меня голова пошла кругом.
— И что? Вы возьмёте эти свои… бластеры? Плазменные пушки, лазеры, чего там ещё?
Дарина невесело улыбнулась уголками губ.
— Много чего.
— И будете убивать чужую стражу? Да они ведь тоже люди! Дети двухметрового роста!
Дарина обмякла.
— Максим… ты не понимаешь. Ты говоришь — брось Гнездо. Ты всё-таки его не чувствуешь так, как мы…
— О да, — раздражённо сказал я. — Ну, конечно, не чувствую, куда мне. Но я с ним говорю, и оно согласно…
— Конечно, согласно, — сказала Дарина. — Потому что Гнездо любит нас. А мы любим его.
— Да это просто запись памяти, компьютер! — выкрикнул я.
Дарина аж вспыхнула. Я даже поразился, я никогда не видел её такой раздражённой.
— Закрой глаза! — приказала она. — Закрой!
Её ладонь будто по волшебству оказалась у моего лица, прикрыла глаза.
— Смотри в себя, зови Гнездо, откройся! Совсем откройся!
Я закрыл глаза.
Я злился.
На весь мир. На себя. На Гнездо.
Чудом добытый мутаген мог спасти Дарину. А может быть, и Наську. Они стали бы обычными девчонками… я бы остался не совсем обычным, но пусть…
Но Гнездо мешало.
«Я открылся, — сказал я мысленно. — Ну? Что ты хочешь или можешь сказать?»