Обычно вызывавший в нем раздражение, Шариф-шабкур показался сейчас Фирузу человеком безобидным, чудаковатым и смешным. Он вопросительно глянул на Назокат: что, мол, будем делать?
— Он же с грузом, значит, едет в сторону Хайрабада. Значит, нам не по пути, — нашлась Назокат.
Фируз, не останавливаясь, проехал мимо, а Назокат в этот момент пригнула голову, чтобы дядя не успел рассмотреть ее.
Шариф-шабкур, потрясая руками и надсаживая горло, кричал вслед:
— Стой! Стой!
Фируз ухмыльнулся — когда они с Шарифом породнятся, тот припомнит ему эту поездку, да и другое…
Небо постепенно светлело, тучи рассеивались, дождь слабел и брызгал уже без прежнего напора. Влажный и теплый воздух щекотал ноздри, дышалось легко, и было радостно на душе.
Когда они въехали в долину Санам, дождь прекратился вовсе и солнце показало свой лик. Его щедрые лучи украсили нежно-зеленое покрывало земли тысячами сверкающих бриллиантов: каждая капелька на каждой травинке искрилась и переливалась всеми цветами радуги. По арыкам обочь дороги с шумом неслись веселые мутные потоки. Небо над долиной, опиравшееся впереди на темные скалы ущелья Охувон, освободилось от туч, и его свежая синева вливала в человека ощущение праздника и торжества. Зелень после дождя пахла опьяняюще резко, и запахи земли даже в кабине пересиливали сейчас запах бензина и разогретого металла.
— Это селение Санам? — Назокат опустила боковое стекло и показала на далекие дома под деревьями у подножия большого холма.
— Санам, — подтвердил Фируз. — Красиво, да?
— И название тоже красивое. Как будто имя девушки. Не знаешь, почему его так назвали?
— Мне когда-то рассказывал отец. С этим селением связано одно предание. Что такое человек и человеческое, для чего мы живем — об этом задумывались наши предки. И, по-моему, они находили хорошие ответы…