Когда люди разошлись, горные пики были уже освещены закатным заревом, но и они быстро темнели, будто солнце торопилось забрать обратно свет, щедро отданный днем.
Садык неторопливо шагал по извилистой пыльной улочке. Давно у него не было так легко на душе, и это чувство рождало ощущение силы и легкости во всем теле, даже нога, кажется, беспокоила меньше. Ушли прочь ежедневные заботы и тяжелые мысли. То, что он увидел сегодня, сделало его счастливым.
Впереди показался всадник. Садык, присмотревшись, узнал в нем Орлова, начальника районного отдела НКВД. Поравнявшись, он спешился, протянул Садыку руку.
Садык знал Орлова еще с тридцатых годов, тот работал в их районе директором МТС. Когда Садык был на фронте, Орлов несколько раз специально наведывался сюда, чтобы узнать о семье приятеля и хоть в чем-то помочь ей. «У него, сынок, сердце широкое, как река», — говорила Садыку мать.
— Что загрустил? Не случилось ли чего? — с ходу начал Орлов.
— Да нет, — ответил Садык. — Сегодня собирали посылки для фронта…
— Хорошее дело. — Орлов помолчал, вглядываясь в лицо Садыка. — Как мать, дети? Как здоровье? Нога беспокоит?
— Спасибо, все нормально. Позволь спросить и тебя. Почему так изменился, выглядишь усталым?
— Знаю, друг… Ну это ничего, вот кончится война, люди снова вздохнут свободно. Тогда и мы отдохнем. Несколько дней назад в доме покойной Холбиби встретил я твою мать. Говорила, наверное?
— Говорила. Спасибо, ты сделал то, о чем должен был позаботиться я, председатель. Кто знает, если бы доктор приехал раньше…
— Перестань, не растравляй себя. Теперь ее не возвратишь. — Орлов положил ему руку на плечо. — Почему редко показываешься?
— И хочется заехать, да сам знаешь, рабочих рук не хватает. Приходится самому возить с поля зерно… Да что мы стоим? Зайдем ко мне.
— Если бы не торопился, зашел бы и без твоего приглашения. Я еще не позабыл дороги к тебе.
— А ты откуда сейчас?
Орлов посерьезнел, густые рыжие брови сошлись над переносицей. Кивнул в сторону гор:
— Оттуда… — И махнул рукой, обрывая себя. — Кажется, напал на след.
Они замолчали. Губы Орлова были крепко сжаты, глаза жестко прищурились. Садык понял, что он имел в виду Акбара. Однако расспрашивать не стал — то, что сегодня говорили люди, собравшие подарки для фронта, словно перечеркнуло существование Акбара. Даже имени его упоминать не хотелось.
— Загляни все ж хоть на минутку, мать обрадуется, — снова пригласил Садык. — Да и мне хочется поговорить с тобой.
— Спасибо, в другой раз обязательно зайду. Сейчас должен ехать. Передай матери привет.
Сев на коня, Орлов поспешил в сторону райцентра. А Садык пришел домой, переоделся и прилег отдохнуть. Хоть и не хотелось думать об Акбаре, встреча с Орловым снова навела на мысли о бывшем друге.
В комнату вошел Самад, держа за руку маленького Анвара.
Садык приподнялся на курпаче, ласково поглядел на ребятишек.
Самад вытер нос, потом показал на Анвара и спросил:
— Папа, правда, Анвар хороший?
— Конечно, сынок.
— Бабушка сказала, что теперь Анвар будет жить с нами…
— И это правда.
— А еще бабушка сказала, чтобы я звал Анвара братишкой!
— Да, сынок, теперь он будет тебе братом.
— Папа, а мама Анвара…
Садык прервал его:
— Подожди, сынок, я хочу, чтобы ты пообещал мне, что не станешь обижать Анвара!
— Как же я буду обижать его, папа, раз я его люблю? — с детской серьезностью ответил Самад и потащил за собой Анвара. — Пойдем, я тебе свою лошадку подарю! А завтра мы из глины еще вылепим!
Садык с помягчевшим сердцем смотрел им вслед.
10
Утром в правлении появился бригадир Амонулло, прошел прямо к Садыку.
— Садитесь, — живо пригласил его Садык, — разговор есть.
Амонулло вопросительно смотрел на председателя: для чего, мол, он отозвал его с тока?
Садык докончил какую-то запись в блокноте, сунул его в карман гимнастерки, спросил:
— Как здоровье?
— Да все то же — по ночам кашель спать не дает.
— Одеваться надо теплее, — сказал Садык и, взяв со стола сверток, протянул Амонулло. — Вот достал немного меду и кусок курдючного сала. Растопите их вместе и пейте каждое утро по ложке, кашель пройдет.
— Зачем было беспокоиться, председатель! И так бы прошел, наверное, не на всю жизнь прицепился.
— Берите, берите! Если будете надеяться, что пройдет само, в конце концов с ног свалитесь. Лучшее лекарство против болезни — добрая еда.
Амонулло с благодарностью принял сверток.
— Я вас вызвал, чтобы вы помогли мне, — объяснил Садык. — В селении остались старики да дети.
— А что за дело?
— Возить зерно.
— В Кабутархона?
— Да, потому я и просил вас вчера приготовить мешки.
— Сколько в этом году сдадим фронту?
— Пятьсот центнеров. Сто уже сдали, еще четыреста надо.
— Пятьсот… а сумеем?
— Нужно сдать не меньше, чем в прошлом году.
— Это верно, только опять до весны хлеба не хватит.
— Будем надеяться, что такая весна у нас — последняя.
— Если бы так…
— Сейчас пойдем в амбар и приготовим мешки с пшеницей. А завтра с рассветом тронемся в путь.