Три дочери Льва Толстого

В нашем повествовании о любви и замужестве двух дочерей Толстого, к сожалению, преобладает минорное настроение. И у этого есть свои причины. О несчастье и разнообразных жизненных сложностях рассказывать легче, чем о счастье. Несчастье прежде всего событийно, и оно в большей или меньшей степени обращено к внешнему миру, к окружающим людям, оно нуждается в сочувствии, в сопереживании и в отклике. К сложному и драматичному в жизни Татьяны и Марии Толстых были направлены взоры многих людей, и они активно освещали события. В счастье же человек как будто сокрыт от внешнего мира, счастье интимно.

Татьяна Львовна с дочерью Таней

Л. Н. Толстой с внучкой Таней Сухотиной

И Сухотины, и Оболенские в отведенных им судьбою временных пределах семейной жизни были счастливы. Ни Татьяна, ни Мария не писали о своем счастье, рефлексия в этом случае была бы излишней.

Татьяна и Мария оставались, выйдя замуж, верны своему отцу. Отошлем к двум свидетельствам конца 1900-х годов. Т. Фохт-Ларионова вспоминала о поездках в Кочеты: «Тетя Таня Сухотина была прекрасным человеком, и все дети Михаила Сергеевича ее любили и уважали. Я никогда не видела ее раздраженной, я никогда не слышала ее повышенного голоса. Ежедневно она занималась добрыми делами. Почти каждый день приходили из деревень просить помощи. Часто она брала Танечку и меня с собой, и мы шли, а иной раз и ехали, если это было далеко, и несли с собой одежду и продукты нуждающимся. Приходили погорельцы, и дядя Миша помогал им заново отстраиваться. Хорошим рукодельницам давали заработок, отправляя их вышивки в Москву, в „Кустарь“»[543]. Татьяне Львовне, по-видимому, не раз приходилось придерживаться линии компромисса в своих решениях, что порой вызывало раздражение со стороны детей Сухотина. Однажды у дочери Толстого возник спор с Еленой, женой пасынка Льва, о церкви. Татьяна придерживалась критического отношения Льва Толстого. Сергей Сухотин отметил в своих «Заметках» этот спор, сопроводив его случаем из жизни мачехи: экономка Вера повесила в ее комнате образок, в ответ Татьяна Львовна перевесила его в другую комнату. Сергей увидел в этом ее желание сохранить хорошие отношения с экономкой и задался вопросом: «Где тут убеждение?»[544] В глазах представителей большой семьи Сухотиных Татьяна Львовна прежде всего оставалась дочерью Толстого, и требования, предъявляемые к ней, были высоки. Сергей ни на минуту не задумался, на каком основании экономка вторгается в духовную жизнь Татьяны Львовны, он не отметил мягкость и твердость последней в сопротивлении подобному давлению. В своем дневнике Татьяна Львовна не освещала подобных ситуаций из своей семейной жизни, она стойко придерживалась позиции душевного равновесия и дружеского внимания к окружающим.

В 1890–1900-е годы отношения между отцом и старшей дочерью отличались взаимопониманием и взаимотяготением. В феврале 1908 года Толстой пишет дочери: «Очень меня тронуло то, что ты говоришь о своем отношении к тому, что важнее всего в жизни. Хорошо тоже твое выражение о том, что с Евангелием трудно не соглашаться, хотя и трудно… 〈…〉 Очень, очень порадовало меня твое отношение к пониманию жизни. Как ни говори и как ни забывай этого, смысл жизни только в нашем духовном движении, в том, насколько мы становимся лучше. Ты понимаешь это, а если понимаешь, то и надо держаться этого»[545]. В драматические для толстовской семьи дни августа 1910 года Лев Толстой назвал ее сестрой милосердия, таковой она была и для кочетовской семьи, и для яснополянской.

Противоречило ли семейное счастье дочерей толстовским утверждениям о браке, о пути к истинной жизни? Но насколько необходима постановка этого вопроса? Для нас важнее, что история любви и замужества обеих сестер дополняет собой историю духовных исканий позднего Толстого, а в совокупности с ней в еще большей степени открывает сложную глубину жизни и поддерживает доверительное отношение к ней.

Подрастала младшая дочь Толстых, и о первых «любовных» шагах сохранились ее наивные и трогательные строки. Саше было пятнадцать лет, и ей очень хотелось быть взрослой. Она делилась с подружкой сокровенным:

«…Ты ошибаешься, думая, что я люблю опять старого, нет, мне противно вспоминать о нем. Я люблю такого человека, которого я недостойна и который вряд ли меня полюбит когда-нибудь. И я люблю его не так, как прежде. А совсем иначе. Это Юрий Нарышкин 〈…〉 Он очень порядочный малый, простой, умный. Славный. Ему двадцать один год, он высокий, худой и черный. Вот тебе подробное описание его. Я люблю его очень сильно и только об этом и могу думать и мечтать[546].