Из всех своих детей Жаклин любила только Лили и Этьена. Она родила их от Дидье Тома, служившего тогда дворецким в замке де Эстен, и до сих пор верила, что если бы того не обвинили в мошенничестве, то он женился бы на ней, и они бы до сих пор являли собой образец счастливого супружества.
Амели не ответила. Она и сама еще не знала. Сейчас ей больше всего хотелось выспаться. Она поднялась в спальню девочек — там царил идеальный порядок (Доминика была аккуратница и чистюля) — и едва коснулась своей подушки, уснула.
Обычно ей снились красивые сны — с драконами и принцами на белых конях. Принцы сражались с драконами и непременно их побеждали. Но сейчас не приснилось ничего.
Мать разбудила ее около полудня.
— Вставай, лежебока! Там тебя спрашивают.
Она вскочила, бросилась к шкафу, к зеркалу. Есть ли у Доминики что-то приличное? Своя одежда у Амели была в Париже. А то, что она купила для Ниццы, надеть в Эстене было немыслимо.
Мать буравила ее насмешливым взглядом.
— Не кипешуй — не королева пожаловала. Легран видала тебя и в халате.
Она застыла с коротенькой юбкой в руках. Значит, это не Фернан! Да и с какой стати он пошел бы искать ее, если они договорились, что она сама зайдет за ним перед началом шествия?
Так — с кислой миной на лице — она и спустилась в крохотную гостиную. Валери Легран ждала ее, сидя на старом, с протертой обивкой, диване. Лицо Валери было торжественно-печальным, и разочарование внутри Амели сменилось тревогой.
— Ах, Амели, как хорошо, что ты вернулась! Я боялась, что придется ехать за тобой в Париж, — мадемуазель Легран нервным жестом смахнула челку с изборожденного морщинами лба.
— В Париж? — осторожно переспросила Амели. — Зачем?
Валери встала и протянула к ней дрожащие руки.
— Ах, Амели, мы получили сообщение!
Откуда, спрашивать было не нужно. Амели почувствовала, как подкашиваются ноги, и опустилась на диван.
— Но что им нужно от меня сейчас? Восемнадцать мне исполнится только в конце декабря.
На глазах Валери блеснули слезы.
— Они хотят, чтобы ты оказалась у них раньше. Не знаю, почему. Думаю, они боятся, что ты поступишь так же, как Розамунда пятьдесят лет назад. Они решили, что ты должна дожидаться своего восемнадцатилетия у них.
Амели была слишком потрясена, чтобы что-то сказать в ответ.
Мадемуазель Легран села рядом, погладила ее по плечу.
— Когда? — прохрипела Амели.
— Завтра вечером, — всхлипнула Валери.
— А они не думают, что до завтра я смогу сбежать из Эстена? — голос ее уже звенел от злости. — Вот прыгну сейчас в такси и махну обратно в Париж! Что вы тогда будете делать? Вы, старые вороны?
Валери закусила губу, чуть отодвинулась.
— Они не думали, что я расскажу тебе сегодня. Я не должна была этого делать. Я сказала тете, что иду смотреть турнир.
— А зачем ты сказала мне? — Амели впервые посмотрела на собеседницу с интересом.
Мадемуазель Легран попыталась улыбнуться:
— Я подумала, что ты должна знать. Возможно, есть что-то, что ты хотела бы сделать до того, как покинешь нас. С кем-то поговорить, кому-то написать. А если ты захочешь уехать — ну, что же, значит, так тому и быть. Но я верю, что ты сделаешь правильный выбор.
Амели едва не ударила ее. Легко им говорить!
— Убирайся! — прошипела она.
И закрыла уши руками. Она не нуждалась в их советах.
Она не слышала, как захлопнулась дверь за Валери.
Глава 6. Мать
— Что было нужно этой курице? — Жаклин спускалась по лестнице, громко цокая каблуками.
Амели подняла голову. Мать несла из «мужской» спальни целый ворох белья.
Вообще-то мадемуазель Легран нравилась Амели — с ней интересно было поболтать о музыке, кино, книгах. И когда Амели была ребенком, та часто кормила ее вкусняшками из кафе мадам Арно. Восхитительными булочками с корицей, меренгами и пирожными с масляным кремом. Ничего вкуснее Амели не ела даже в Париже. Да и на курицу Валери была совсем не похожа.
Но сейчас защищать ее от нападок матери у Амели не было ни сил, ни желания.
Жаклин все поняла без слов.
— Но тебе еще нет восемнадцати! Они что, разучились считать?
Она бросила белье на кресло, достала из кармана юбки пачку сигарет и закурила прямо в комнате.
— Думаю, поступок твоей тетушки многому их научил. Представляешь, как негодовал дракон, когда не получил свою добычу?
Амели закашлялась от ударившего в нос дыма, подбежала к окну, распахнула его настежь. Мать и не подумала затушить сигарету — только пепел стряхнула в стоявшую на столе чашку.
— Ты собираешься последовать ее примеру? Или осчастливишь-таки дракона?
Мать смотрела на нее с любопытством — как в зоопарке смотрят на диковинную зверушку. И хотя в таком отношении не было ничего нового, обидно было до слёз. Она так и не смогла привыкнуть к тому, что чужие люди ласкали ее чаще, чем самый близкий человек.
— Ты меня совсем не любишь, да?
Она надеялась, что голос не задрожит. Чего ему дрожать, если ответ на этот вопрос она знала уже много лет?
Мать хмыкнула, бросила в чашку окурок. Несмотря на семь беременностей и нелегкую жизнь матери-одиночки, выглядела Жаклин неплохо — подтянутая, с горделиво вскинутой головой и манерами королевы в изгнании.