Три этажа сверху

Лёха зажимал пальцами перебитый нос, пытаясь остановить кровь. К нему позвали Таню Гонисевскую. Таня, оглядываясь на дверь, через которую был виден погибший зверь, подобрала свои слёзы, усадила раненого Лёху в кабинете труда и, всхлипывая и страдая о судьбе убиенного оленя, обработала парню нос и губу, экономно смочив тампон той самой водкой, которую я в своё время припрятала.

Вид у Лёхи был ужасный. В суматохе ему задели чем-то по лицу, повредили нос и откололи зуб; опухоль пошла по щеке к левому глазу, глаз почти закрылся. Но он сбежал от Тани, буркнув: "Я сейчас!" И вернулся с куском оленьей печени, кровавой и дышащей паром. Он шмякнул лоснящуюся добычу на парту рядом с лежавшим там шитьём. Опёрся о парту руками, тяжело дыша и отфыркиваясь, и объявил, глядя одним глазом, что это - ей, Тане. И никому другому.

Я потёрла ладонью лоб и вышла из класса, заняв позицию за дверью.

Я думала, какое счастье, что рядом нет гитариста. Сашка, наш бард, с самого первого дня робко ухаживает за Таней, и я не знаю, что будет, когда парни расскажут ему о Лёшином подарке...

Что будет, что будет? Гитаристу не по силам убить Лёшку. А Лёшка... Не убьёт же Лёша гитариста? Надеюсь. Но мог бы. Он сильный. Два богатыря в деревне: Вован и Алексей. Оба недалёкие, оба выносливые, как буйволы. И оба нужны нам, чтобы выжить.

Вскоре был доеден последний кусок оленины, божественной оленины, сваренной в вёдрах на кострах. Мы ещё не пробовали коптить мясо и не научились заготавливать продукты впрок, слишком мало продуктов. С наступлением морозов мы устроим ледник. Было бы мясо!

Ожила на костном бульоне худая и бледная Ангелина.

Простудилась Лиля.

Заболел Димка Сивицкий: сытая жизнь не пошла ему впрок, стало крутить живот. Решили не откладывать разведку за реку, отправляться без него, втроём.

Хроники Насты Дашкевич. Мы ещё живы

Вчера Алина и Таня Гонисевская воевали за Пашу СтопнОгу.

Над Стопногой издеваются дружки Вована Краснокутского. Было дежурство десятка Краснокутского, и я сказала Алине, что видела, как Пашу заставили валяться у них в ногах.

Он не может постоять за себя, потому что инвалид. Его левая нога и ступня немного вывернуты, и от этого он не может бегать, и ходит он неровно, сильно раскачиваясь. Пашка хороший человек, мне его жалко. Он терпеливо сносит все насмешки, но чтоб издеваться над Пашей - такое я не стерпела и, хоть Алина была занята, я рассказала ей и девочкам, что происходит на третьем этаже.

Алина отшвырнула ведро, которое отчищала от краски, и пошла из кабинета.

Таня Гонисевская закричала ей вслед:

- Куда вы одна? Это же ублюдки!

И позвала за собой девочек. Все, кроме Светы Конторович, оставили свои работы и пошли за Алиной и Таней.

Когда мы поднялись на этаж и заглянули в спальную комнату десятка Вована, на Пашку было больно смотреть.

- Пшшли все вон! - крикнула Алина, трясясь от бешенства.

- Минуточку! - издевался Макс. - Это наше дежурство, Алина, как вас там, Анатольевна! Мы вас можем призвать к ответу. За нарушение полномочий!

- Я тебя уполномочу! - орала Алина. - Я тебе сейчас личный трибунал организую, Грек! Паша, выходи, я тебя забираю!

- Алина Анатольевна, - сказал мужественный Паша, - мы... это... разберёмся.

Пашу тоже колотило: от страха, или от унижения.

Тут вступило второе тяжёлое орудие: Таня.

- Паша, ты мне нужен! - громко заявила она и упёрла руки в бока, - корни измельчать некому!

- Девушки, по-мед-лен-нее! - сказал Вован Краснокутский, восседая, как падишах. - Ваш матриархат остался во-о-он там: за дверью и этажом ниже. Здесь мужская территория! Девочкам на неё заходить не советую, потому что я-то за себя ручаюсь, но мои парни по девочкам соскучились, как бы чего не вышло. Я, знаете ли, в некоторых случаях бессилен.

Довольный рёв был ему ответом.

Алина покорно вздохнула, словно успокаиваясь:

- Мы уйдём. Но только с Пашей. В последний раз прошу, перестаньте замечать Стопногу: он невидимка для вас, нет его, забудьте!

- Но он есть, - возразил Вован и зажал Пашкину голову подмышкой. - Ему здесь нравится.

- Тогда я скажу, что будет дальше. У меня лежит признание Павла, в котором он рассказывает обо всех издевательствах с вашей стороны, с указанием фамилий, времени и места. О свидетелях я позабочусь, как позаботилась о том, чтобы за это преступление у нас несли наказание. Или вы забыли наш Закон?

-Ты что-то писал, Нога?

Паша замотал было головой, но затих.

- И рука у тебя поднялась? - продолжал глумиться Краснокутский. - Я выверну тебе руку, как ногу, Паша! Две сразу выкручу на спину, и оставшуюся ножку тоже разверну - чтобы ты стал со всех сторон этот... симметричный! Коленками назад!

Алина с олимпийским спокойствием холодно продолжала:

- Пора предъявить совету Пашино заявление и, будь уверен, я сделаю это!

- Шантажистка! - крикнул Макс. - Нифига у неё нет!

Алина даже бровью не повела, а теперь я думаю, что она не слишком-то и рассчитывала на силу закона. У неё был запланирован другой хитрый ход. Она приказала, повернувшись к Толяну Тегленкову:

- Анатолий! Выведи Пашу из вашей спальни!