Три фурии времен минувших. Хроники страсти и бунта. Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик

Осип. Мы стали встречаться ежедневно, но потом я чего-то испугался. В один из вечеров ясказал ей, что ошибся и что люблю недостаточно.

Лиля. Я больше удивилась, чем огорчилась. Но вскоре поняла, что каждую минуту хочу быть вместе с ним. Я делала все, что 16-летнему мальчику должно было казаться пошлым и сентиментальным. Когда Ося садился на окно, я немедленно оказывалась в кресле у его ног, а на диване я садилась рядом и непременно брала его за руку. Он вскакивал, шагал по комнате и только один раз за полтора года как-то смешно и неловко поцеловал меня. Летом мы с мамой должны были уезжать в Тюрингию.

Осип. Расставаться было очень тяжело. Я обещал писать ежедневно.

Лиля. Я немедленно отправила ему длинное любовное письмо, еще и еще… Много дней нет ответа. Наконец! Его почерк. Бегу в сад за деревья. Всего любезные три строчки!

Осип. Я на это и рассчитывал.

Лиля. С горя у меня начался тик. Вернувшись в Москву, я через несколько дней встретила его в Каретном ряду. Постояли, поговорили, я держалась холодно и независимо, но вдруг сказала: «А вы знаете, я вас люблю, Ося». С тех пор это повторялось семь лет подряд. Семь лет, каждый раз встречаясь с ним, я говорила, что люблю его, хотя за минуту до этого и не думала об этом. У меня были поклонники, один раз я даже замуж собралась, но появлялся Ося – и нет поклонника. Я любила его.

Осип. За это время она успела год проучиться на женских курсах, на математическом отделении, бросила, ушла в Архитектурный институт, увлеклась живописью, уехала в Мюнхен учиться скульптуре, вернулась из-за болезни отца.

Лиля. Закрутился роман с одним мутным учителем музыки. Вялый роман, мне он не нравился, но было любопытно. Однажды я была у него дома. Его сестра ушла на кухню мыть посуду, и пока журчала вода, в столовой, на диване все произошло. Я его возненавидела, и больше мы никогда не виделись. Но вышло так, что я забеременела. Это был настоящий «скандал в благородном семействе», родные отправили меня в провинцию к дальним родственникам «подальше от греха».

Осип. Когда она вернулась, мы сговорились по телефону встретиться в Художественном театре. Я побежал туда. Давали «Вишневый сад».

Лиля. На следующий день, в каком-то кафе он сказал мне: «Ты – моя весна!» Это была фраза из спектакля.

Осип. Дорогие папа и мама! Я стал женихом. Моя невеста, как вы уже догадались, Лили Коган. Я ее люблю безумно, всегда любил так, как, кажется, еще никто не любил. И она тоже. Вы не можете себе вообразить, в каком удивительном состоянии я сейчас нахожусь. Я знаю, вы меня любите и желаете мне добра и самого великого счастья. Так знайте, это счастье для меня наступило. Лили молода, красива, образованна, из хорошей еврейской семьи, меня страшно любит – чего же еще? Ее прошлое? Но то, что было в прошлом, – детские увлечения, игра пылкого темперамента. И у какой современной барышни этого не было? Лиля – самая замечательная девушка, которую я когда-либо встречал, и это говорю не только я, но все, кто ее знает. Не говоря уже о том, что у нее богатая душа, глубинная сила чувств…

Лиля. 26 марта 1913 года мы отпраздновали свадьбу. Родители сняли нам квартиру.

Осип. Я закончил юридический факультет университета и стал работать в фирме отца. Он был торговцем кораллами, покупал в Италии, продавал в Сибири и Средней Азии.

Лиля. Мы ездили на нижегородскую ярмарку, в Среднюю Азию. Узбекистан поразил.

Осип. Потом началась первая мировая. Я, по протекции знаменитого тенора Леонида Собинова86, поступил в автомобильную роту и перестал интересоваться делами отцовской фирмы.

Лиля. В это время наша с Осей личная жизнь как-то рас-полз-лась… Но я любила, люблю и буду любить его больше, чем брата, больше, чем мужа, больше, чем сына. Про такую любовь я не читала, ни в каких стихах, нигде. Я люблю его с детства, он неотделим от меня. Эта любовь не мешала моей любви к Маяковскому.

3

Эльза. Но прежде Лили с Маяковским познакомилась я. Это было осенью 13 года. Мне уже было 16 лет, я окончила гимназию, семь классов, и поступила в восьмой, педагогический. В гостинной у сестер Хвасов стоял рояль и пальмы, было много чужих людей. Все шумели, говорили. Кто-то необычайно большой в черной бархатной блузе размашисто ходил взад и вперед, смотрел мимо всех невидящими глазами и что-то бормотал про себя. Потом внезапно также мимо всех загремел огромным голосом. И в этот первый раз на меня произвели впечатление не стихи, не человек, который их читал, а все это вместе взятое, как явление природы, как гроза. Он читал «Бунт вещей», позднее переименованный в трагедию «Владимир Маяковский».