Три гинеи

И если, сэр, остановившись сейчас в Англии, мы включим новости по радио, то услышим, как отвечают на эти вопросы отцы, зараженные в наше время инфантильной фиксацией. «Дом — истинное место женщины… Пусть они возвращаются домой… Правительство должно дать работу мужчинам… Министерство труда обязано выразить решительный протест… Женщины не должны управлять мужчинами… Есть два мира: один для женщин, другой для мужчин… Пусть учатся готовить нам обед… Женщины потерпели неудачу… Они провалились… Они провалились».

Даже здесь и сейчас шумиха, производимая инфантильной фиксацией, настолько сильна, что мы едва слышим сами себя; она вырывает слова из наших уст и заставляет говорить то, о чем мы всегда молчали. Прислушиваясь к голосам, мы, кажется, слышим детский плач в ночи, в беспроглядном мраке, покрывшем Европу, в нем нет слов, лишь возглас: «Ай-яй-яй…» Но это не новый, а очень древний крик. Давайте выключим радио и прислушаемся к прошлому. Теперь мы в Греции, Иисус еще не родился, как и святой Павел. Но послушайте: «Кого начальником поставил, того и волю исполняй — и в малом, и в справедливом деле, и в ином… А безначалье — худшее из зол… Храни же свято стяг законной власти, не подчиняя женщине ума… Пусть там сидят по-женски, под запором… Стража, домой их уведите[279]». Это голос диктатора Креонта. На что Антигона, его дочь, говорила: «Не Зевс закон мне объявил, не Правда, живущая с подземными богами». Но у нее не было ни капитала, ни власти. И Креонт ответил: «Ушлю туда, где людям не пройти, живую спрячу в каменной пещере…» И запер он ее не в Холлоуэй[280] и не в концлагере, а в склепе. Согласно тексту, сам Креонт привел город к разорению и усеял землю трупами. Прислушиваясь к голосам прошлого, сэр, кажется, будто мы вновь смотрим на фотографии мертвых тел и разрушенных зданий, которые испанское правительство присылает нам почти каждую неделю. Похоже, все повторяется. Картины и голоса сегодня такие же, как и 2000 лет назад.