Три года октября

Поглядев на меня с улыбкой, Лихман принялся за дело.

— Активное участие в социальной жизни имеет свои последствия.

— Вам смешно? — осведомился я.

— Отнюдь. Но я не мог не огласить этот факт. У меня к вам предложение, Алексей. Как вы смотрите на то, чтобы пройти обучение на судмедэксперта?

— Это еще зачем? Решили отправиться на пенсию?

— Пока нет таких мыслей. Хотя я сильно устаю столь часто в последнее время наведываться к вам в гости. Я предлагаю вам перенять часть моих обязанностей. Документировать и проводить анализы подобных вашим побоям, и похожих правонарушений, включая изнасилования и поножовщины, без летального исхода. Я же буду к вам наведываться в случаи более серьезных травм и случаев, требующих более глубокого анализа.

— А мне какая выгода от этого?

— Вы напоминаете меня самого в вашем возрасте. В вашем роду евреев не было? Выгода для вас — прибавка к заработной плате, возможность обучится чему-то новому и дальнейшие перспективы карьерного роста. Вы ведь способный малый, неужели хотите проработать на этой должности до самого выхода на пенсию?

Признаться честно, его предложение меня заинтересовало сразу же, а потому я не стал набивать дальше себе цену и принял его предложение.

— Прекрасно. Я поговорю о вас с Селиным. Он наверняка согласится. Самый ценный ресурс — время. А с появлением постоянного судмедэксперта в ближайших трех селах, удастся его сэкономить в два-три раза. А это не большая цена за лишние финансовые затраты на ваше обучение.

Так в моей жизни появилось больше обязанностей, больше бессонных ночей и меньше свободного времени. Но я не жалуюсь, ведь от дополнительных знаний еще никому не становилось хуже.

Спустя месяц после нашего с Лихманом разговора, началось моё обучение, продлившееся почти полгода. Я отправлялся в город по три раза в неделю. Вставал раньше прежнего и возвращался позже обычного, зачастую отправляясь на работу вместо квартиры.

Безбородов не возражал из-за моих отсутствий, а наоборот — поддерживал. Он был привычен работать в одиночку, но каждый раз встречал меня радостным приветствием и расспросами.

Дни сменяли дни. Иван Подкорытов был признан виновным в умышленном нанесении травм средней тяжести и приговорен к двум годам заключения. Я же, спустя три дня после произошедшего, возвращаясь домой, заметил в списке на стене напротив своего имени оценку «Очень плохо». Чуть ниже была новая запись, в которой было указано имя Крапивиной, как последней жительницей дома проведшей уборку в подъезде. Стоило отметить, что мою кровь со ступеней она отмыла очень тщательно. Достав ручку, я написал рядом с ее именем «Отличная работа». Небольшая дурашливость, которая смогла поднять мне настроение. Подняло ли оно настроение и Крапивиной, я не удосужился поинтересоваться.

Спустя три месяца в мою дверь постучал работник почты, который попросил меня расписаться за посылку. Я это сделал, косо поглядывая на прямоугольный широкий предмет, запакованный в коричневую плотную бумагу и перевязанный бечевкой. Попрощавшись с почтальоном и закрыв дверь, я принялся распаковывать посылку.

Это оказалась картина с моим портретом. Я был изображен суровым и отстраненным. Видимо Евгения решила не использовать фотографии, а нарисовала меня таким, каким запомнила за пару минут до моего ухода. Сама она уже была заграницей. Я наводил справки. И, признаться честно, до сих пор чувствовал пустоту в своей груди. Какое-то время я даже хотел позвонить ей, пока однажды не решился и стер номер её телефона. Стало ли мне легче после этого? Нет. Но время всегда сглаживает углы и приносит покой. Стоило только подождать.

Забив гвоздь в стенку, я повесил портрет над кроватью. Смотрелся он как нельзя хорошо.

Глава 4 В мешке

1

Прошло два года с моего приезда в поселок Старые Вязы. Как быстро летит время. Словно еще вчера я сошел с поезда с двумя сумками в руках, не имеющий малейшего представления, что меня ждало впереди. Еще два года назад я не был знаком с Александром Викторовичем Безбородовым, который стал для меня наставником и коллегой, которых у меня не было до этого и скорее всего уже не будет. Также не был знаком с Федором Дмитриевичем Пахомовым и его умным, пережившим много людской жестокости, котом Тимофеем. Теперь же мне казалось, что знал я их если и не всю жизнь, то значительную ее часть.