Три года революции и гражданской войны на Кубани

К Рябоволу в Киев нужно было послать курьера для передачи необходимой суммы денег и инструкций. По своим делам в Киев возвращался член рады Каплин и брался свезти и деньги, и инструкции. Это и стоило бы дешевле и целесообразнее в смысле конспиративном. Но Быч все же предпочел послать специальною курьера, одного из своих радянских подпевал, сотника К. Вышло так, что и Кашин обиделся, и у нас закралось сомнение, не затевают ли снова что-нибудь конспиративное Быч и Рябовол.

С сотником К. в дороге произошло, кажется, крупное денежное недоразумение, в связи с его пристрастием к картежной игре.

Рябоволу все же удалось кое-что достать в Киеве для армии, но немного и при этом с «накладными расходами». Об этом скромном успехе обыкновенно даже сами черноморцы говорили в очень умеренном тоне, – хвалиться им было нечем.

Вскоре приехал в Новочеркасск посланец от кубанцев – повстанцев на Таманском полуострове, полковник Б. Он доложил о шатании местных людей при наличии на Тамани немецкой силы и в особенности некоего инженера К., который вел агитацию против Кубанского правительства и Добровольческой армии и агитировал за обращение за помощью к немцам.

Таманские повстанцы просили помощи деньгами и военной силой. Ни того, ни другого они от нас получить не могли за недостатком силы и денег у нас самих, а кроме того на Тамани были немцы и, следовательно, посланная туда воинская часть должна была или вступить с ними в конфликт, или начать с ними военное сотрудничество. Ни того, ни другого, по занятой нами позиции, делать нельзя было, нужно было выждать.

Как показали дальнейшие события, и сами немцы держались нейтрально до самого своего ухода с Тамани. Отвратительная предательская агитация инженера К., таким образом, успеха не имела и сам он исчез раньше ухода немцев[39].

Председатель правительства Л. Л. Быч привез из Мечетинской новость о решении командования Добровольческой армии начать новое движение на Кубань. Сюда должны быть направлены главное внимание и главные кубанские силы. Начинался Второй Кубанский поход.

Глава XXVI

Второй Кубанский поход начался 9-10 июня.

Получив от Донского правительства разрешение на взимание почтовых лошадей, мы несколькими пароконками двинулись вновь через Аксай и станицы Задонья вглубь донских степей, в центр добровольчества и кубанского накопления.

Это обратное путешествие было замечательно в одном отношении: на остановках, в пути, – всюду встречались характерные фигуры молодых военных, шли и ехали добровольцы в армию.

С различных концов России, со многими приключениями, как правило, очень опасными, добравшись до Новочеркасска, пройдя здесь регистрационные канцелярии, они передвигались различным способом, – на лошадях, пешим хождением, – по направлению к станице Мечетинской, чтобы там определиться в военные части и… в поход.

Это был расцвет добровольческого движения.

В нашем багаже был подарок генералу Маркову.

В Киеве нам передали небольшой изящно отделанный ящик, вроде футляра для микроскопа, только немного больше. В этом киевском ящике заключался подрывной прибор, – взрывать железнодорожные пути и пр. Изящно, верно и скоро. Этот подрывник и был нашим подарком генералу Маркову.

Лично генералу Маркову в руки он уже не попал.

12 июля (ст. ст.) генерал Марков был смертельно ранен на станции Шаблиевка предпоследним снарядом, пущенным с уходящего броневика отступавшими большевиками.

Кубанцы, близкие к генералу Маркову, передавали, что последние его слова были обращены к ним:

– Умирали за меня, теперь я умираю за вас…[40]

Странными и тяжелыми были взаимоотношения кубанцев и добровольцев.

Бок о бок дрались, умирали, радовались общим успехам, а дойдет дело до разговоров о смысле борьбы и ее целях – вырастает стена между двумя сторонами, нет взаимного понимания, отношение неприязни и сарказма.

Генерал Марков среди добровольцев – рыцарь порыва и смелости, наиболее квалифицированный командир, который дорожил жизнью каждого отдельного бойца.

Среди кубанцев немало тех, кто по человечеству полюбил его и восхищался им…

У кубанцев есть слабость помечтать о том, чтобы первым человеком в войске – войсковым атаманом – у них был бы человек сильный духом, воин открытый и честный. И чтобы был при этом атаман и сам собой – мужчина видный, с хорошей посадкой на лошади, «очи орлиные» и «слово живое». В Киеве у нас была как-то общая беседа о добровольцах. Зашла речь и о генерале Маркове:

– Эх, коли б вш та у нас атаманом!..

Это сказал тогда Н. С. Рябовол. Его была мечта иметь генерала Маркова кубанским атаманом. Между тем не было среди кубанских деятелей другого человека, который собрал бы на себя столько неприязни добровольцев, как Рябовол.

Председатель правительства Быч и член правительства по военным делам Савицкий из Мечетинской отправились в селение Торговое, где был штаб Добровольческой армии, мы же – другая часть правительства и рады – несколько недель провели в состоянии тылового бездействия и присоединились к своим лишь в селении Белая Глина, рукой подать от кубанской границы.