Три года ты мне снилась

После всех этих разговоров Ирину неудержимо потянуло на съемочную площадку. Играть — так в полную силу. Пусть ее учительница-пенсионерка станет сильной, тонкой и самой пронзительной женщиной фильма. Она, Ирина, сможет этого добиться. Глубина образа, тончайшие переживания, порывистые стремления и глубочайшая душевная мягкость, русскость, интеллигентность — вот что откроется за морщинками и полузакрытым глазом этой женщины. Можно, можно, ах как можно играть!

А жить?

В заключение Настя натянула на нее парик с мышиными прядками над ушами, с хвостиком на затылке и отстранилась, любуясь на свою работу.

— Путная старуха получилась. Все ученики бояться будут. Ха-ха-ха!

— Нормально. Скоро и впрямь такая стану, — с веселым вызовом произнесла Ирина.

— Во-от! То, что надо! Не боись! — в тон ей ответила Настя и всплеснула руками. — Ах, Боже мой! А про юбилей-то мы и не вспомнили, дорогая подруга? Разболтались, как сороки, заслушались сами себя, а главное-то чуть не забыли, из ума вон. Мужу моему, Павлу-то Николаевичу, сорок лет стукнет.

— Сорок лет? — ахнула Ирина.

— Сорок, сорок. Не делай страшных глаз. Все в порядке.

— Когда?

— В субботу.

— Уже в эту субботу? С ума сойти... — Ирина подумала о подарке.

— Не забудь. Пораньше приходи. Гостей назвали полную горницу, угощение придется стряпать как на Маланьину свадьбу. Помощь нужна. А кроме тебя-то никого не удобно просить. Приходи, сделай милость.

— Приду, конечно. Поздравлю Павлуху, сердешного нашего. Спасибо за приглашение.

Ирина поднялась, любовно посмотрела на Анастасию.

— Солнышко ты мое! Всегда-то обогреешь, обласкаешь. Добрая женщина — это чудо света.

— Ну давай, Иришенька, с Богом!

В этот день Ирине удавалось все. Режиссер, известный Владислав Восьмеркин, смотрел на нее во все глаза. Откуда у этой молодой женщины столько мудрой ласки? И эти искрящиеся добротой глаза, легчайшие изящные движения, и весь облик старых настоящих учителей, уже исчезнувших, кажется, из нашей огрубевшей жизни? Не в силах сдержать восхищение, он бурно похвалил ее после съемок.

Ободренная его похвалами, Ирина и впрямь разыскала Костю Земскова. Была не была! Что это, в самом деле! Надо идти вперед!

Тот сидел за столиком в буфете с бутылкой пива и воблой. Ах, как это было некстати! Запрет на деловые переговоры во время еды, негласно принятый на студии, охранял его. Костя был спокоен и задумчив. Ирина задержалась в дверях, постояла и... направилась к его столику. Сделав первый шаг, она решилась и на второй — вежливо подсела к нему с разговором. Поняв, о чем идет речь, Костя стал дико хохотать, взлохматил свои вихры, сказал, будто ничего не знает ни о сценарии, ни о фильме, и тут же выдал себя, проговорившись, что думает о нем круглые сутки, но никак не может свести концы с концами, сконфузился и убежал, оставив и бутылку, и воблу, скрылся от этих голодных на роли актрис с их вечными звездными притязаниями. Несносно, несносно!

Ирина, вздохнув, вышла из буфета.

3

По приходе в порт Клим занялся обычной передачей груза. Таможня продержала его полдня, и это считалось недолго и получилось почти случайно. Просто смена таможенников уходила в отпуск и спешила завершить дела к концу рабочего дня, а другая смена ни за что не приняла бы многочисленные бумаги, оставленные коллегами. Эту редкость Клим расценил как знак удачи.

Итак, солнце едва склонилось к западу, а к нему уже подошел заказчик груза, знакомый кавказец с плечами и ростом борца-тяжеловеса. Скорее всего, так оно и было. Во всяком случае, шустрые черноголовые парни помельче называли его боссом. Старательно, аккуратно растаскивая по машинам и фурам баулы и ящики с пестрыми ярлыками и наклейками, набитые и дорогим товаром, и обычным ширпотребом, и заморскими яствами, они, что называется, в считанные минуты очистили трюмы под наблюдением босса и Клима, который скрупулезно сверял по документам, чего и сколько отпущено заказчикам-перекупщикам, потому как знал их милую привычку жаркими спорами, выразительными жестами и гортанными, с акцентом, напористыми криками отводить глаза начальству и под сурдинку вписывать в документы совсем другие цифры.

Наконец Клим принял у них деньги и долго сдавал их в бухгалтерию. Там тоже сидели опытные жуки, понимающие, что откуда берется.

За другую партию груза — станки и тяжелую технику, которую разгружал портовый кран, отвечал второй помощник, и Клим туда даже не смотрел. Не полагалось. На все имелась собственная этика.

Уже после обеда, в свежем кителе и сияющих ботинках, он направился в здание пароходства к начальнику порта с заявлением об уходе. В кабинете шло совещание капитанов рыболовецких траулеров.