Три года в аду. Как Светлана Богачева украла мою жизнь

Когда утром следующего дня мы с Мишей проснулись и ушли выгуливать собаку, Света уже уехала в больницу. Был замечательный весенний день. На реке Фонтанке почти оттаял лед, и свободные от оков зимы воды неслись течением в сторону Большой Невы, унося за собой грязные куски льда и мусор, накиданный за зиму. Город будто отряхивался от зимней спячки. На кустах и деревьях, высаженных вдоль набережной, уже еле видны первые зеленые почки. Ветер с Фонтанки пронизывал тело до костей, но в небе, за сплошной массой светло-серых облаков, светило солнце, и от его вида становилось радостно на душе.

Пепега еще не понимал, что мы берем его на улицу, чтобы приучить к туалету. Для него туалетом был весь мир, и он не видел разницы, куда именно ему сходить по нужде. Пепега был еще совсем маленький, но уже подружился с другими собаками в парке неподалеку.

Я смотрела, как крохотный Пепега играет с собаками, а рядом сидел Миша и держал меня за руку. Света была в больнице, лечилась, и ей становилось лучше. Ничего не могло испортить этот день. Я взяла телефон, чтобы сфотографировать пса, и увидела сообщение от Лизы.

«Таня. Здравствуйте. Надеюсь, не отвлекаю. У Светы же не осталось родственников? А кто такая Лена и почему, когда Свете сообщили о Лениной смертельной передозировке, Света перестала реагировать на меня и просто лежит и смотрит в потолок?»

Где этому конец?!

Честно говоря, новость о смерти Лены удивительным образом не вызвала во мне вообще никаких эмоций, кроме усталости. Я опустила телефон. Да сколько можно-то? Это уже даже не смешно. Я не хочу больше утешать Свету. Не хочу, я устала. Я больше ничего не хочу. Не хочу делать ей чай, терпеть ее прикосновения и объятия, на которые я не давала свое согласие, подтирать за ней кровь и сопли, читать ей книжки на ночь, срываться по первому зову. Я больше не хочу даже видеть ее, не могу. Хватит с меня.

Миша заметил, что я разозлилась.

– Что случилось? – осторожно поинтересовался Миша.

– Лена умерла. Которая вот эта дочка ее названая. Передознулась, – буднично и равнодушно рассказала я.

– Тебе Света сказала? – взволнованно спросил Миша.

– Лиза. Света там не контактная, лежит, потолок рассматривает, – зевая, ответила я.

– Тань, что с тобой?

Мишин вопрос вернул меня к реальности, и мне стало стыдно. Я здоровая, сижу с любимым человеком в парке, и мой щенок играет на солнышке, пока Света лежит в онкологической больнице, потеряв еще одного близкого человека. А я, видите ли, устала. И откуда во мне вообще столько жестокости?

– Со мной все хорошо. Просто устала.

Мы аккуратно собрали вещи, пристегнули Пепегу на поводок и побрели домой. Я еле передвигала ногами. Я пыталась убедить себя, что Свете хуже, чем мне, что я должна быть сильной, что все будет хорошо. Но ни одна из этих мыслей не придавала мне сил. Я чувствовала только желание лечь и заснуть здесь и сейчас. Прямо на этом асфальте. Хотелось просто раствориться, исчезнуть. Мне было жаль себя, и одновременно я испытывала омерзение от этой жалости.

Мы дошли до дома, помыли лапы Пепеге, и я села звонить Свете. Не потому, что хотела ее поддержать, а просто чувствовала, что так надо сделать. Я механически снова и снова набирала ее, но Света не отвечала. И я была рада, что этот разговор откладывался. Света должна была вернуться вечером, и я решила отвлечься и отдохнуть, чтобы подготовиться к тому, что будет, когда Света вернется. Вечером снова будет драма, слезы, сопли, и потому сейчас нужно радоваться жизни и абстрагироваться, чтобы потом были хоть какие-то силы помогать Свете переживать ее горе.

Но мысли о предстоящем не покидали меня. В голове уже рисовались картины, как кричит Света, как бьет посуду и старается схватить меня и прижать к себе. Как я стараюсь не подавать виду, что мне противны ее прикосновения.

Миша увидел, что я утонула в своих мыслях. Он помыл лапы Пепеге, сделал мне кофе, подкурил сигарету и спросил:

– Ты ее знала?

– Нет. Только переписывались. Она была счастлива, что смогла назвать Свету мамой. Я думала, они начнут жить вместе.

– У Светы рак, как бы они сейчас начали? – назидательно спросил Миша.

Его логические размышления меня раздражали. Я и без него знала, что никак. Но все равно продолжила:

– Ну, Лиза же писала, что сейчас будет последняя химиотерапия, рака больше нет. За Светой нужен уход буквально последние месяцы. Пока нервная система после полиневрита восстанавливается. И Лена могла бы о ней позаботиться.

– Лене самой нужна забота. Ты здоровая, но уже не вывозишь Свету. А как ей?

– Я не знаю. Я просто устала. Еще эта терапия от ВИЧ. Это все так не вовремя! Постоянный мрак. И как будто ни одного просвета. Я не понимаю, как это возможно.

– Ты сама говорила, что радостей и бед не может выпадать всем поровну.