Ян скинул мне фото документов. В них были мои шутки, записанные на бумаге. Напротив каждой шутки была указана статья современного уголовного кодекса РФ, под которую попадала та или иная шутка. Внизу документа были какие-то подписи и печати. Не успела я разглядеть все файлы, как Ян удалил фото из переписки и написал:
«Все очень серьезно. Я рискую уже тем, что прислал тебе это».
«А я-то им зачем?»
«А Идрак зачем?»
«Я не такая известная, как Идрак».
«Это значит только то, что у тебя меньше защиты».
Я сразу же написала папе, маме и бабушке. Объяснила ситуацию. Ответ от всех был один – «уезжай». Я хотела написать и Дане, но Света была против.
– Даню наверняка читают. Не подставляй его и себя, – отрезала она.
Сейчас я понимаю, что Даня просто единственный, кто решил бы как следует во всем разобраться. Светлана Богачёва тоже это понимала и решила максимально отгородить его от меня в этот момент. Честно говоря, я уже была очень сильно напугана. Мое ментальное состояние было сильно повреждено ужасами, произошедшими за последние пару лет, а также конскими дозами антидепрессантов. К тому же, учитывая последние события на микрофонах, у меня не было ни одной причины не верить в происходящее. В момент очередной проблемы у меня включилась какая-то защитная реакция психики сродни выученной беспомощности – не анализировать ситуацию, а просто покорно что-то делать, полагаясь на более компетентных людей.
Светлана управляла моими эмоциями и реакциями как хотела. Она долго изучала мое поведение и последовательно, годами травмировала мне психику. Чтобы я делала то, что нужно ей. При этом будучи уверенной, что это мое собственное решение.
Ян скинул мне билеты в Стамбул на вечер того же дня на мое имя и мои паспортные данные. Со Светиного телефона я вызвонила Федю. Он приехал сразу же и начал помогать мне собирать вещи. Выходило так, что взять с собой я могла только маленький чемодан в ручную кладь. Почти все придется оставить в России.
Я попросила Федю заняться моими вещами, а сама вызвала с его телефона такси и поехала к бабушке. Бабушка уже была напугана моими сообщениями. Она встретила меня и крепко обняла.
– Я провожала Йосю Бродского в эмиграцию, провожала почти всех друзей и близких, – сказала она с болью с голосе. – Сейчас так же провожаю тебя. Ну почему это опять случилось в моей жизни? Почему опять?
А затем села за стол и разрыдалась.
Я сжимала ее руки и пыталась запомнить каждый миллиметр ее квартиры, в которой провела большую часть своего детства. В этот момент я любила все здесь. Даже то, что всегда ненавидела. И это старое расстроенное пианино, и даже свои стихи, любовно подшитые в кожаный переплет. Я пыталась запомнить каждую морщинку на бабушкином лице. Она была одета в черные широкие штаны и сиреневую шерстяную кофту. Ее очки, которые она вечно теряла, лежали на столе перед ней. Рядом с черной подставкой для книги, на которой лежал роман Дины Рубиной.
В этот момент забылись все обиды.
– Я очень сильно тебя люблю, – прошептала я.
– И я тебя, Таточка. И я тебя, солнышко. Господи, дай мне сил.
– Все будет хорошо.
Как могла, я успокаивала бабушку. Хотя сама была на грани.
– Подожди! Возьми, пожалуйста.
Бабушка быстро убежала в комнату и вернулась с деньгами. Я еле видела ее из-за слез, застилавших глаза.
– Бабуль, не надо. Ты же мне все сейчас отдашь, – отмахнулась я.
– Все не отдам, не беспокойся! Возьми. Пожалуйста.
Бабушка дала мне сто тысяч рублей. Это были невероятно огромные деньги – три с лишним ее пенсии. Я поблагодарила бабушку и быстро убрала деньги в сумку. Я хотела провести время с ней. Бабушка спросила:
– Куда ты? Когда?
– Вечером у меня самолет. В Стамбул. Ян купил. Который сообщил мне, что надо бежать.
– Господи, какой это все кошмар. Таточка, я надеюсь… – Бабушка осеклась: – Нет. Я не надеюсь. Я знаю точно, Таточка, что мы еще увидимся. Моя девочка. Мы обязательно еще увидимся. Пожалуйста. Скажи, что мы еще увидимся.
– Клянусь. Бабуль, клянусь, что мы еще увидимся. Я сделаю все для этого.
Бабушка вышла проводить меня на лестницу. Пока я спускалась, мы продолжали общаться.
– Я не прощаюсь с тобой. Не прощаюсь, – плакала бабушка. – Мы обязательно свидимся. Солнышко. Обязательно мы еще свидимся.
– Конечно! Обязательно! – отвечала я.
Слезы текли ручьем по моему лицу. Я вышла из парадной и разрыдалась в голос. Хотелось просто кричать.
Я закурила, вышла из двора и пошла пешком в сторону Апраксина переулка. На меня оборачивались люди, а я шла и плакала. Я вдыхала полной грудью петербургский воздух, точно зная, что обязательно вернусь. И мы с бабушкой обязательно встретимся.
Домой я вернулась заплаканная. Уже подъехали Миша и Саня, девушка Феди. Все вместе мы сели на кухне. Света сказала, что я должна сдать ей свой телефон и макбук, чтобы не было лишних проблем, и я последовала ее совету.