Читаем Три года в аду. Как Светлана Богачева украла мою жизнь полностью

Ян скинул мне фото документов. В них были мои шутки, записанные на бумаге. Напротив каждой шутки была указана статья современного уголовного кодекса РФ, под которую попадала та или иная шутка. Внизу документа были какие-то подписи и печати. Не успела я разглядеть все файлы, как Ян удалил фото из переписки и написал:

«Все очень серьезно. Я рискую уже тем, что прислал тебе это».

«А я-то им зачем?»

«А Идрак зачем?»

«Я не такая известная, как Идрак».

«Это значит только то, что у тебя меньше защиты».

Я сразу же написала папе, маме и бабушке. Объяснила ситуацию. Ответ от всех был один – «уезжай». Я хотела написать и Дане, но Света была против.

– Даню наверняка читают. Не подставляй его и себя, – отрезала она.

* * *

Сейчас я понимаю, что Даня просто единственный, кто решил бы как следует во всем разобраться. Светлана Богачёва тоже это понимала и решила максимально отгородить его от меня в этот момент. Честно говоря, я уже была очень сильно напугана. Мое ментальное состояние было сильно повреждено ужасами, произошедшими за последние пару лет, а также конскими дозами антидепрессантов. К тому же, учитывая последние события на микрофонах, у меня не было ни одной причины не верить в происходящее. В момент очередной проблемы у меня включилась какая-то защитная реакция психики сродни выученной беспомощности – не анализировать ситуацию, а просто покорно что-то делать, полагаясь на более компетентных людей.

Светлана управляла моими эмоциями и реакциями как хотела. Она долго изучала мое поведение и последовательно, годами травмировала мне психику. Чтобы я делала то, что нужно ей. При этом будучи уверенной, что это мое собственное решение.

* * *

Ян скинул мне билеты в Стамбул на вечер того же дня на мое имя и мои паспортные данные. Со Светиного телефона я вызвонила Федю. Он приехал сразу же и начал помогать мне собирать вещи. Выходило так, что взять с собой я могла только маленький чемодан в ручную кладь. Почти все придется оставить в России.

Я попросила Федю заняться моими вещами, а сама вызвала с его телефона такси и поехала к бабушке. Бабушка уже была напугана моими сообщениями. Она встретила меня и крепко обняла.

– Я провожала Йосю Бродского в эмиграцию, провожала почти всех друзей и близких, – сказала она с болью с голосе. – Сейчас так же провожаю тебя. Ну почему это опять случилось в моей жизни? Почему опять?

А затем села за стол и разрыдалась.

Я сжимала ее руки и пыталась запомнить каждый миллиметр ее квартиры, в которой провела большую часть своего детства. В этот момент я любила все здесь. Даже то, что всегда ненавидела. И это старое расстроенное пианино, и даже свои стихи, любовно подшитые в кожаный переплет. Я пыталась запомнить каждую морщинку на бабушкином лице. Она была одета в черные широкие штаны и сиреневую шерстяную кофту. Ее очки, которые она вечно теряла, лежали на столе перед ней. Рядом с черной подставкой для книги, на которой лежал роман Дины Рубиной.

В этот момент забылись все обиды.

– Я очень сильно тебя люблю, – прошептала я.

– И я тебя, Таточка. И я тебя, солнышко. Господи, дай мне сил.

– Все будет хорошо.

Как могла, я успокаивала бабушку. Хотя сама была на грани.

– Подожди! Возьми, пожалуйста.

Бабушка быстро убежала в комнату и вернулась с деньгами. Я еле видела ее из-за слез, застилавших глаза.

– Бабуль, не надо. Ты же мне все сейчас отдашь, – отмахнулась я.

– Все не отдам, не беспокойся! Возьми. Пожалуйста.

Бабушка дала мне сто тысяч рублей. Это были невероятно огромные деньги – три с лишним ее пенсии. Я поблагодарила бабушку и быстро убрала деньги в сумку. Я хотела провести время с ней. Бабушка спросила:

– Куда ты? Когда?

– Вечером у меня самолет. В Стамбул. Ян купил. Который сообщил мне, что надо бежать.

– Господи, какой это все кошмар. Таточка, я надеюсь… – Бабушка осеклась: – Нет. Я не надеюсь. Я знаю точно, Таточка, что мы еще увидимся. Моя девочка. Мы обязательно еще увидимся. Пожалуйста. Скажи, что мы еще увидимся.

– Клянусь. Бабуль, клянусь, что мы еще увидимся. Я сделаю все для этого.

Бабушка вышла проводить меня на лестницу. Пока я спускалась, мы продолжали общаться.

– Я не прощаюсь с тобой. Не прощаюсь, – плакала бабушка. – Мы обязательно свидимся. Солнышко. Обязательно мы еще свидимся.

– Конечно! Обязательно! – отвечала я.

Слезы текли ручьем по моему лицу. Я вышла из парадной и разрыдалась в голос. Хотелось просто кричать.

Я закурила, вышла из двора и пошла пешком в сторону Апраксина переулка. На меня оборачивались люди, а я шла и плакала. Я вдыхала полной грудью петербургский воздух, точно зная, что обязательно вернусь. И мы с бабушкой обязательно встретимся.

* * *

Домой я вернулась заплаканная. Уже подъехали Миша и Саня, девушка Феди. Все вместе мы сели на кухне. Света сказала, что я должна сдать ей свой телефон и макбук, чтобы не было лишних проблем, и я последовала ее совету.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное