Три года в аду. Как Светлана Богачева украла мою жизнь

Постепенно жизнь начинала возвращаться в прежнее русло. Я выступала на открытых микрофонах, мы продолжали обживаться в Ереване. Время от времени боль от утраты бабушки и невозможности даже увидеть ее могилу прорывалась наружу, и я долго рыдала, пока, обессилев, не засыпала.

В этот период меня очень поддерживал старый друг Гарик Оганисян.

Мы познакомились с ним на петербургском стендап-фестивале в 2016 году и почти сразу подружились. Гарик жил в Москве, а я часто ездила в Москву выступать и оставалась у него и его друзей, а он так же часто приезжал выступать в Питер. С ним всегда есть о чем поговорить. У него великолепное чувство юмора, наши взгляды на жизнь во многом совпадают, и мы очень похожи. Гарик горит комедией и действительно невероятно талантлив. Он был автором передачи «Вечерний Ургант», постоянным резидентом Stand Up Club #1, участвовал в рэп-баттлах и снимался в бесконечном количестве шоу как на ютубе, так и на телевидении. И несмотря на такую занятость, Гарик всегда находил время на меня. Я приглашала его на каждый свой день рождения, и он всегда освобождал в графике дни, чтобы приехать в Петербург поздравить меня.

На одном таком дне рождения он и познакомился со Светой. Я рассказала ему о том ужасе, который творился с ней, а он поддерживал меня и очень переживал за ее состояние. Поднимал за нее тосты и желал выздоровления.

Наша последняя переписка о Свете датировалась 13 мая 2021 года, когда у Светы нашли метастазы в мозге.

«Я ее не оставлю, буду рядом, пока не умрет, – писала ему я. – Ты прикинь, меня ее врач уговаривает ее бросить, типа я не обязана в этом участвовать. Сумасшедшие».

«Жесть. Сил ей», – написал в ответ Гарик.

Больше мы о Свете не переписывались. В основном пересылали друг другу какие-то шутки и истории. Я не хотела втягивать его в это болото.

Весной 2022 года Гарик переехал из России в Армению, в Ереван. Я сразу позвала его в гости. Мы долго общались, и вдруг Гарик увидел на кофейном столике нарды.

– А вы играете? – спросил он.

– Нет, это от прошлых жильцов осталось.

– Давайте я вас научу, – с энтузиазмом предложил Гарик.

– А ты умеешь играть в нарды? – удивилась я.

– Ты шутишь? Я армянин, – гордо заявил Гарик.

Я сначала не поверила. Думала, он просто прикалывается над стереотипом про армян. Мол, куда ни зайдешь, там армяне в нарды играют. А тут получается, кто-то может прямо сейчас зайти ко мне домой в Ереване, а тут армяне в нарды играют!

– Давай! – обрадовалась я.

Я обожала настолки и очень страдала из-за того, что вся моя коллекция осталась в России. К тому же я рассматривала предложение Гарика как возможность приобщения к армянской культуре. Это же даже звучит как достижение – научиться играть в нарды в Ереване.

Внезапно даже Света очень заинтересовалась предложением Гарика, и он быстро научил нас играть в нарды. Мы веселились, общались, обсуждали возможности выступлений в Ереване. Здесь был открытый микрофон на русском языке, и мы могли выступать. На некоторых я уже видела и других комиков, приехавших из России. Мы посидели еще немного, попили чай, и Гарик ушел.

Но Гарик Оганисян появился в этой книге не просто так. Он станет очередной жертвой Светланы Богачёвой. И в финансовом, и в моральном плане.

* * *

Постепенно мы привыкали к жизни в Ереване. Я ходила на местные микрофоны, Миша нашел работу брокером, а Света писала какие-то лекции для медицинских университетов. Вечерами мы играли в нарды. Игра оказалась захватывающей и веселой. И в нее как будто просился азарт. Поэтому мы играли на мытьё посуды, уборку жилища или прогулку с собакой.

Мы снимали в Ереване небольшой, но двухэтажный дом. Этот дом нашла Света и даже сама договорилась с арендодателем. Света говорила, что мы с Мишей и так много сил отдаем на то, чтобы поддерживать ее и жить с ней, поэтому поиск дома она полностью берет на себя. Мы просто соглашались. Спорить со Светой было бесполезно, да и не хотелось. Мы очень устали, и большую часть времени оба пребывали будто в каком-то полусне, видимо, находясь в шоке от адаптации к новой стране.

Из дома мы выходили мало. Во-первых, у нас просто не было сил куда-то выходить, а во-вторых, Свете все еще нужен был присмотр. Она часто падала в обмороки и очень боялась одиночества.

В эмиграции этот страх у нее особенно обострился. Один раз мы с Мишей уехали в гости к знакомым, и весь вечер Света непрерывно писала нам, как ей плохо и страшно, как мы ее бросили, и просила вернуться. Когда мы приехали домой, то застали Свету, истерично рыдающую на полу в ванной среди осколков разбитого зеркала. Ее руки были в крови от порезов. Кое-как ее утешив и уложив спать, мы решили, что находиться дома хоть и тяжело, но спокойнее. И вылазки в свет не стоят последствий, которые устраивала Света.

* * *

В один прекрасный день Света собрала нас всех на кухне и заявила:

– Мы поедем в Грецию. У меня там живет подруга, она рассказала, как и куда мы можем переехать. Вы поступите там в университет. Любой. Я тоже. И у нас будет виза и дом в Европе.

Света была явно воодушевлена, у нее горели глаза.