Три грации на обочине

– А кто сказал, что я страдаю? – ухмыльнулся Эрик. – То есть дома – да, я страдаю. До-ма! Потому что здесь… как в холодильнике на полке. У нас же все… ненастоящее. Хочется сломать, разрушить, снести…

Ого, куда его занесло. Эрик, конечно, загнул, потому что мебель, люстры, посуда и остальное – настоящие, на каждой вещи стоит престижное клеймо, а это не просто знак качества, это знак сумасшедших денег. Рима прекрасно поняла смысл сказанного сыном, но у нее имелся веский аргумент:

– Знаешь, там, где много настоящего, не меньше и проблем, я не хочу, чтобы ты столкнулся хотя бы с одной из них. Тебе скоро двадцать один год, ты достаточно взрослый, а взрослые обязаны реально смотреть на устройство мира. Прошу тебя, научись сдержанности, не всегда нужно обнажать душу и показывать свое отношение к окружающим. Доброжелательность, сын, творит чудеса.

Эрик улыбнулся, он любил свою красивую, умную и практичную маму, но их взгляды – какая жалость! – не совпадали. Не хотелось ему и дальше толочь воду в ступе, он действительно вырос, жаль, что этого никто из домашних не замечает, а потому схитрил:

– Я постараюсь. Правда, мама, постараюсь. Но если Янек будет дразнить меня, на правах взрослого мальчика дам ему в морду.

– Ха-ха… – Рима наклонилась к сыну, чмокнула его в нос. – Есть масса других способов поставить задавак на место. Ищи их, коль ты взрослый.

Она тонко чувствовала, когда нужно дать задний ход буквально. Рима поднялась и пошла к выходу, так как посчитала, что последних провокационных фраз достаточно. Да, она знала: Эрик наизнанку вывернется, доказывая, что он взрослый, а мама всего лишь дала направление – куда ему стремиться, не нажимая. И так всю жизнь действовала: без криков, скандалов, ругани, драк. Но при всей ее самодостаточности и самоуверенности внутри Римы что-то тревожно дрогнуло, она, взявшись за ручку двери, оглянулась и еще раз строгим материнским взглядом прошлась по портретам девушки.

– Мама, что ты выискиваешь в Дашке? – подал голос сын, притом лицо его было закрыто «Анатомией». – Ну, скажи, скажи, что она тебе не нравится.

– Не скажу. Я же не видела ее живьем, не слышала голоса, не разговаривала с ней, я вообще ее не знаю, а по портрету судить неумно.

– Это ничего, ты привыкай к мысли, что я женюсь на ней, как только Даше исполнится восемнадцать.

Оказывается, даже такую суперледи можно довести до растерянности. Новость совсем дикая, а зная характер сына, тут впору закричать «караул!». Однако Рима умеет делать одно важнейшее в жизни дело, которым далеко не все владеют, – не спешить! Ни при каких обстоятельствах не спешить, даже если небо обрушится на голову – не спешить.

– Даша знает о твоих намерениях? – спросила она.

– А какое это имеет значение?

– Хм, действительно. Никакого, если так решил мой сын. Как я понимаю, это событие случится скоро…

– Весной… в крайнем случае летом.

– Угу. Ладно, летом так летом.

Она вышла из комнаты сына озадаченной, теперь и у нее начинаются проблемы, ведь дети – это святое, ради них она весь мир превратит в труху.

Часть четвертая

Иллюзии с обманом

Супружеская пара заметно волновалась, выглядела жалко. Глаза обоих выдавали поселившуюся внутри надежду, что беда пришла не к ним, но все же растерянность и беспокойство, страх ожидания явственно обозначились на лицах. Павел искренне жалел этих симпатичных людей, так как знал: сейчас их надежда умрет, а страх превратится в ужас. Фото девушки, которое супруги принесли в полицию, чтобы лицо пропавшей дочери растиражировали и распространили по городу, надежд не оставляло, разве что пару процентов – если у девушки есть двойник. Именно эксперты, а они редко ошибаются, дали гарантию: девушка с пустыря и на фото одно лицо. Жаль эту славную пару.

Супругов ввели в помещение, где обычно проходят опознания, подвели к трупу, накрытому чистым белым полотном.

Заметив, что женщина испуганно прижалась к мужу, Павел предупредительным жестом дал понять Ольге, чтобы та повременила, а она готовилась открыть лицо трупа, руки уже протянула. Про себя Терехов отметил черствость Коноплевой, ну, как не спросить, готовы ли к такой тяжелой процедуре люди или им нужно еще некоторое время?

Прошла минута… вторая… а супруги не двигались, они реально окаменели. Чуть слышно кашлянул Феликс, родители вздрогнули и взглянули, как им показалось, на главное лицо – на Павла, он и спросил:

– Вы готовы?

Супруги кивнули слишком слаженно и слишком неуверенно, тем не менее Терехов подал знак Ольге, та открыла только голову убитой. И вдруг все вздрогнули от резкого и отчаянного женского крика.

– Медея!.. – пытался обнять жену муж. – Прошу тебя…