Три Ярославны

И тут Харальда видит Ульв, находящийся позади толпы с варяжскими воинами, и они радостно встречаются, и Ульв говорит:

   — Ты велел пропустить людей к дворцу, мы это исполнили. А больше ты ничего не писал, и что дальше делать, мы не знаем.

Харальд, оглядев ворота, говорит:

   — Не такие брали крепости. Валите дерево и готовьте таран.

   — Вот это ясный разговор, — повеселев, отвечает Ульв.

Он с варягами подходит к толстому дереву и первый погружает в него секиру. И они рубят дерево.

Но тут толпа вдруг стихает, и на площадке, что над воротами, появляется человек в пурпурной царской одежде, и все узнают в нём Михаила Калафата, конунга греков.

Он поднимает руку и говорит:

   — Горожане! Враги ромейской державы обманули вас. Истинно вам говорю — нет причины для волнения, ибо царица здорова и невредима и наше почтение к ней неизменно. Вот она, перед вами!

И Харальд видит, как рядом с конунгом появляется Зоя в таком же пурпурном облачении и с ласковой улыбкой обращается к народу:

   — Правду слов сына нашего и соправителя доказывает то, что вы видите нас обоих. Ступайте мирно по домам, и да благословит вас Бог.

Народ немало смутился появлением Зои, и было замешательство в толпе. Но тут кто-то кричит:

   — Предательство! Она заодно с Калафатом!

Тогда толпа снова зашумела и стала кидать в царя и царицу гнилыми яблоками, и те поспешно скрылись, а со стен снова полетели стрелы и камни.

Ульв подходит к Харальду и говорит:

   — Таран готов, можем начинать.

Харальд отвечает:

   — Погоди, Ульв. Похоже, теперь нам придётся защищать ворота.

   — Это мне непонятно, — говорит Ульв.

   — Мне тоже, — говорит Харальд. — Ждите меня здесь и к дворцу никого не подпускайте.

И он быстро уходит, а Ульв смотрит ему вслед и говорит:

   — Похоже, наш Харальд немного повредился в уме, сидя в темнице.

Харальд же тем временем возвращается известным ему ходом в подземелья дворца и оттуда потайной лестницей поднимается в гинекей, к покоям Зои. Он слушает — и слышит, что там тихо, и с разбега выбивает дверь.

Увидев Харальда с мечом, в страхе разбегаются рабыни и евнухи, и Харальд остаётся один перед Зоей, одетой в порфир, но распростёртой на ложе в печали.

Зоя поднимается ему навстречу и говорит:

   — Харальд! Как недоставало тебя все эти страшные часы!

И она бросается ему на шею в слезах и целует лицо и волосы.

Харальд говорит:

   — Не время сейчас для любви. Что случилось?

Слёзы высохли у Зои, и она говорит:

   — Бунт зашёл слишком далеко. Поднялась чернь и грабит дома знати без разбора. Высшее благо державы требует мира с Калафатом. А за это он обещал освободить тебя, и мы сможем видеться когда захотим.

Она снова обнимает его, и Харальд стоит в растерянности.

   — Что же делать моим людям? — спрашивает он.

Зоя говорит:

   — Как — что? Защищать нас, как и прежде, от врагов, а тебе, милый Харальд, я отведу особые покои во дворце.

Не успел Харальд склонить голову в знак благодарности, как поблизости раздаются шум, крики и топот. Шум приближается, и Харальд обнажает меч, заслонив собой Зою. Тут входит Георгий Маниак, стратиг, и с ним знатные мужи, и Маниак видит Харальда.

   — Неисповедимы пути, которые сводят нас, Харальд! — говорит он и обращается к Зое: — Вели ему опустить меч. Мы пришли не как враги, а как верные слуги единой самодержицы Империи.

Зоя спрашивает:

   — А Калафат?

Маниак говорит:

   — Ты уж прости, я не решился тебя беспокоить и сам предъявил ему ультиматум, что высшее благо ромейской державы требует аннулировать ваш мир. Но Михаил позорно бежал из дворца вместе со своим дядей, новилиссимом, в Студийский монастырь. Благо державы требует теперь, чтобы ты повелела схватить их и поступить с ними как с преступниками, ибо их замыслы могут быть коварны.

Зоя в нерешительности молчит; тут выступает вперёд некий почтенный старец и говорит, протягивая Зое свиток:

   — Синклит уверен, что ты примешь решение, подобающее дочери великого Константина и внучке благословенного Василия.

Тогда Зоя гордо выпрямилась и говорит:

   — Повелеваю поступить так, как требует высшее благо ромейской державы.

Она подписывает указ, Маниак целует Зое полу платья и принимает свиток.

   — Да свершится правосудие Божье! — говорит Зоя. — Ты, Харальд, и твои люди отныне должны во всём повиноваться Маниаку. Послужишь верно — дарую тебе чин этериарха.

Харальд слушает Зою и не узнает её, прежнюю, в надменной царице. Он говорит:

   — Странно мне, что ты говоришь со мной как с рабом.

Зоя отвечает:

   — Разве вы все не рабы мои, когда речь идёт о высшем благе ромейской державы?

Маниак говорит:

   — Полно считаться, Харальд, — дело ещё не кончено, и твои люди ждут тебя.

Услышав про своих людей, Харальд отвечает:

   — Идём.

И, не взглянув больше на Зою, покидает её покои вместе с Маниаком.

Они выходят из дворца, и Харальд видит, что площадь опустела, лишь множество трупов лежит на ней, и почти все — греческие воины в медных шлемах. А люди Харальда сбились в круг спиной к спине, выставив пики и заслонясь щитами, и окружены со всех сторон греками.

Тут Маниак кричит своим громовым голосом, чтобы греки расступились, и Маниак с Харальдом подходят к варягам.