Три имени вечности

– Ватари? – Тагир повернулся к своему книжному шкафу, который, наверное, был вместилищем всей мудрости человечества. – Сейчас посмотрим в словаре. Так. Ватари… Ватари это, друзья мои, означает не что иное, как именно переправу.

– Ух ты! Ватари это переправа! – глаза Ники засияли так, что Глеб не мог отвести глаз от ее лица. – Ну скажите, разве это может быть совпадением?! Он тоже, тоже один из тиртханкар! И он направил тебя, Глеб, а потом и меня по пути поиска живого слова!

Некоторое время все молчали, потом Саян снова заговорил:

– Основоположники Махаяны, то есть Великой колесницы или Бодхисаттваяны, ветви северного буддизма, говорят, что есть люди, которых называют шравака, пратьекабудда и бодхисаттва. Шравака, буквально «ученик», следует учению Будды и, в конечном счете, достигает нирваны. Пратьекабудда, или индивидуальный Будда, самостоятельно уходит в нирвану, но он неспособен открыть истину другим, как это делает истинно просветленный будда.

– А бодхисаттва это кто? – спросил Глеб с любопытством.

– Бодхисаттва это такой человек, который развил свое сознание до такой степени, что способен достичь нирваны, но намеренно отказывается от нее ради блага других. Я так понимаю, Ника и Глеб, что по какой-то причине вы встретились в Иерусалиме с одним из бодхисаттв… Или – с одним из тиртханкар? Я не понимаю... Тагир, а ты что думаешь?

– Для начала нужно провести научное исследование, – Тагир воодушевился, – было бы неплохо сначала мне встретиться с Ариэлем, чтобы узнать его мысли и идеи по различным вопросам. Я составлю примерный опросник… хотя нет, возьму за основу уже готовый… Потом я встречусь с Оониси-сан и предложу ему тот же самый набор вопросов. А ты, Саян, в Туве встретишься с учителем Ники. Сравнив и проанализировав их ответы, мы сможем понять, насколько их взгляды на мироздание и происходящие в мире процессы сходятся. А где они, так сказать, друг с другом не согласны…

Тагир потер руки в предвкушении интересного исследования.

– А потом… потом хорошо было бы провести несколько психологических и адаптационных тестов в лаборатории… Потом мы все это обобщим и увидим…

– Тагир, – Глеб поднял руку. – Это невозможно, ты же понимаешь… ты что, надеешься с помощью опроса идентифицировать бодхисаттв?

– Да? – пробормотал Тагир, – Ты так полагаешь, что это не пройдет?... Жаль, жаль…

– Да, Тагир, это невозможно, – решительно сказала Ника. – Ну как ты себе это представляешь?! Хотя, если представится возможность, я вас обязательно познакомлю. А сейчас нам пора идти.

В маленькой, ярко освещенной прихожей, подавая Нике ее сумку с этюдами и набросками, Тагир сказал:

– Вот хоть и не верю я во все эти ваши фантастические истории, а все-таки немножко вам даже завидую… Искать, то чего, может быть, и не существует: бога, слово, имя… искать жизнь вечную – ведь вы ее тоже ищете? В этом есть что-то такое увлекательное…

Но он сразу же опомнился:

– Впрочем, что же это я… Однако, вот что я еще вспомнил. Вполне возможно, тот же упоминавшийся уже сегодня мною Эммануил Сведенборг был прав, когда говорил про забытое, давно утерянное Слово… говорил примерно так: «…ищите его в Китае, но вполне возможно, что вы найдете его в Великой Тартарии…».

– В Великой Тартарии? – удивилась Ника. – Это еще где?

– Великая Тартария, Тартария Магна, это, между прочим, территория от западного Приуралья до забайкальский степей и Монголии, а на юге – до Каспия.

– А Тува тоже часть Тартарии?! – глаза Ники засияли.

– И Тува, и вообще, вся Сибирь, и Северо-Запад России и много еще чего. Поэтому, как мне кажется, задача ваша очень сложная, ведь территория слишком обширна.

– Ну и пусть, – Ника упрямо свела тонкие брови. – Я думаю, что стоит искать.

А Глеб добавил:

– Искать хотя бы ради того, чтоб идти вперед.

Глава 9. Ты помнишь?

После возвращения из Иерусалима Глеб продолжил жить своей обычной жизнью. Работа и повседневные заботы захватили его, однако свои тренировки в боевых искусствах он продолжил. После семинара ему удалось набрать хорошую физическую форму, и он начал замечать, что занятия оказывают существенное влияние не только на его тело, но и на образ мышления и поведения. Глеб не то что бы стал другим, но приобрел несвойственные ему ранее мышечную реакцию и почти звериную чувствительность, мгновенно реагируя на любые изменяющиеся обстоятельства. Он не ощущал никакого дискомфорта и не испытывал никаких внутренних сомнений в правильности своего выбора.