Три княгини

Княжна зябко повела плечами, позвонила и приказала горничной принести шаль. Когда длинную вязаную шаль принесли, она закуталась в нее почти целиком, хотя в комнате было достаточно тепло.

— Вас знобит княжна, вы нездоровы? — осведомился Сердюков.

— Нет, все в порядке. Теперь я часто мерзну, годы, вероятно, берут свое.

Она странно усмехнулась какой-то внутренней мысли.

— Так что вы хотели узнать, господа?

— Накануне своей гибели ваш племянник находился на даче, это подтвердила прислуга. Мы выяснили, что это ровно те дни, когда пропала и была убита Надежда Роева.

— Вы хотите сказать, что Эжен ее убил?

Сердюков насторожился. «Эжен!» Подпись в записке он почти разобрал, и теперь слова Верховской подтвердили его догадки.

— Я пока ничего не утверждаю, я излагаю факты, — бесстрастно продолжил Сердюков. — Госпожа Роева была вызвана на дачу запиской, приехала на станцию и не стала брать извозчика, а пошла пешком по темной пустынной дорожке через лес. Там ее и настигла пуля убийцы. Падая в глубокий ров, она получила еще несколько переломов и скончалась от полученных ран на дне глубокой ямы. Поэтому ее тела долго не могли найти.

— И вы полагаете, что это Евгений вызвал ее туда запиской и застрелил? Но зачем? — Татьяна Аркадьевна против своей воли уже не могла оставаться равнодушной к рассказу следователя. Лицо ее и шея покрывались пятнами.

— А затем, что Евгений Верховский стрелял, как я полагаю, не в Роеву, а в другую женщину. Именно ей и предназначалась записка. Но она странным образом попала к Роевой, и это обстоятельство ее и погубило.

— Для полицейского у вас слишком богатое воображение! — насмешливо произнесла княжна. — Как он мог ошибиться?

— Темно. Женщины приблизительно одного роста и, что важно, вероятно, похоже одеты. Волнение стрелка, разглядывать некогда, да и много ли женщин окажется в лесу на пустынной дороге?

— Занятно! — голос княжны приобрел металлические оттенки. — Но что же Роева? Как она не могла понять, что записка предназначена не ей?

— А у вас цепкий развитый ум, такой же, как мое воображение! — заметил вполне доброжелательно Константин Митрофанович. — Я долго разбирался с запиской и понял, что, вероятно, в ее начале не стояло именного обращения, а само содержание носило обтекаемый характер. Тем не менее Надежда Васильевна, находясь в волнении, не могла мыслить критически и бросилась к своему возлюбленному. Вы ведь знали об их связи, не так ли, княжна?

Татьяна Аркадьевна окинула присутствующих долгим взором.

— Вероятно, для господина Роева этой тайны уже не существует, не так ли?

Владимир Иванович сдержанно кивнул в ответ.

— Что ж, значит, я могу говорить более откровенно! Да, у моего племянника была интрижка с вашей женой, сударь! Но это не мотив для убийства! Мало ли дамочек кружило около такого интересного мужчины!

У Роева желваки заходили ходуном, но он сдержался и постарался говорить как можно спокойней.

— Попрошу вас, сударыня, избегать оценок действий моей покойной жены! Тем более что вы умышленно искажаете суть этих отношений. Как ни дико прозвучит это в устах отвергнутого мужа, но я теперь понимаю, что двигало Надей. Не берусь говорить о князе, но Надежда Васильевна находилась под влиянием совершенно безумной страсти. Это чувство оказалось такой силы, что совершенно парализовало разум, уничтожило материнский и супружеский долг, разрушило не только ее собственную жизнь, но и всей нашей семьи! Впрочем, я не знаю, понимаете ли вы меня?

— О, да! — с неожиданным жаром воскликнула Татьяна Аркадьевна. — Поверьте, я знаю, что такое разрушающая сила страстей!

— Вы подразумеваете собственные чувства, княжна? — осторожно, точно прощупывая путь в темноте, спросил Сердюков.

Вместо ответа Татьяна Аркадьевна встала с кресла, двинулась к окну, но тотчас же остановилась.

— После того… совершенно не могу смотреть в окно. Мне кажется, что он еще там, — произнесла она глухим голосом.

— Сударыня, мне придется коснуться чрезвычайно деликатных материй, — следователь подошел к женщине и слегка наклонился. — Ведь вас с покойным связывали гораздо более чувственные отношения, нежели просто родственные?

Она метнула на него острый взгляд.

— Вы не смеете совать туда свой длинный нос! Наши отношения совершенно никого не касаются! Это сугубо личное дело! Я вырастила и воспитала его! Я была для него самым близким и верным другом! — в ее голосе снова звенели визжащие ноты.

— Прошу вас, выслушайте меня без эмоций! — бесстрастно продолжал Сердюков. — Мне придется сделать пространное отступление, прежде чем мы вернемся к этой щекотливой теме. — Константин Митрофанович на всякий случай отошел от разъяренной хозяйки дома в противоположный угол.