Да, Серёжа Каховский и Генка Кузнечик, Димка Соломин и Данилка Вострецов, Андрюшка Гарц и Наташа — все они пройдут по жизни, не кланяясь ни пулям, ни врагам, а если враг будет слишком силён, то разве не придут на помощь своей смене вовремя и победоносно всемогущие рыцари коммунизма, взрослые, сильные, мудрые? Смешно и предположить такое… Всё хорошо, за исключеньем пустяка… Проявим же, подобно прекрасной маркизе, настойчивую любознательность и рассмотрим этот «пустяк» поближе…
Серёжа Каховский — внук красного конника, гордящийся своим дедом. Он даже придумал сам для себя сказку о красных конниках, которые придут на помощь в беде — сказку, которая так чудесно сбылась на станции Роса. Но у тёти Гали есть брат — Серёжин дядя, следовательно. Дядя Виталий Александрович — археолог, причём не рядовой, а руководитель московских студентов, из года в год ездящих на раскопки Херсонеса. Это значит, что он должен быть как минимум кандидатом исторических наук, но я уверен, что он имеет докторскую степень, потому что он как-то высказался: «Херсонес неиссякаем. каждый год такие открытия, что на пять докторских потянет», так что одну-то докторскую степень для себя он наверняка вытянул. Он обязан также быть членом партии. Ведь у нас не только любят повторять, что история — наука партийная, у нас не только при профессиональном изучении истории обязательно изучают политэкономию, диамат, истмат, труды классиков марксизма — великих историков, кстати, но ещё и имеют в архивах такие фонды, куда без научной степени и партбилета хода нет (есть и такие фонды, куда вообще никого не пускают, это факт). Пусть сперва молодой историк по незнанию и нехватке информации наврёт в своих работах, а потом, если его враньё понравится, его остепенят и, может быть, допустят к более полной информации, взяв подписку о неразглашении оной — знаю это по личному опыту. Так что дядюшка обязательно «член партии» (не скажу — коммунист и тем более большевик). И вот этот дядюшка считает, что был дед Серёжи «донкихотом. Вечно чего-то добивался, вечно спорил с начальством, как шашкой рубил. Мог бы генералом стать, а столько лет просидел командиром эскадрона…»
В одном дядюшка прав — генералами у нас слишком уж преданные правде в «определённый период» редко становились. Они чаще оказывались у стенки или на Колыме. Стоит прочесть в мемуарах маршала Василевского, как он годами и десятилетиями не смел написать письмо отцу-священнику и не мог послать денег ему, крепко нуждавшемуся, пока Сталин вдруг не разрешил это лично ему, одному из тысяч и тысяч таких, чтобы понять: это было поколение изнасилованных, но заставлявших себя любить насильника и его коллег, верить, что «так надо».
Серёжа возражает:
— Генералов тогда не было, были комбриги. Он, может, и стал бы им, если бы не умер так рано… А командир эскадрона — это разве плохо? Главное — он был красным конником…
— Конечно. Только если бы он не горячился, он мог бы принести гораздо больше пользы.
— Он горячился потому, что был против несправедливости.
— Послушай. Абсолютно хорошей жизни не было и никогда не будет. Всегда останутся дураки, карьеристы, себялюбцы. Может быть, потом их станет меньше, но совсем они не исчезнут. В мире всегда есть добро и зло. И всё на свете зло не уничтожить. Поэтому надо рассчитывать силы, жить как все, а не воевать с целым светом…
Здесь не стоит переписывать всю эту дискуссию, этак всю трилогию пришлось бы, так как Крапивин явно следует мнению Чехова, что если в пьесе на стене висит ружьё, то до конца пьесы оно обязано выстрелить, а всё «нестреляющее» следует самому автору убирать до встречи с редактором или критиком. Отмечу лишь, что в этой трилогии, пожалуй, единственный раз в творчестве Крапивина, поминается всерьёз имя Ленина, и Серёжа говорит в этом споре: «У меня значок. А на нём Ленин. Есть такая организация — юных ленинцев… Мы обещание давали. Понимаете?»