Три короба правды, или Дочь уксусника

Неподалеку он увидел плотную высокую фигуру бразильца Феррейры д’Абреу, любезничавшего с щеголявшей новым платьем цвета светлой сирени г-жой Пистолькорс. «Любезничай, любезничай, — зло подумал Дурново. — Эти двое тебя выведут на чистую воду! А Пистолькорс-то какова! Вьется, как муха вокруг дерьма. Мужа ей, что ли, мало?»

Он еще больше помрачнел, вспомнив, как однажды в «Пассаже» толкнул лбом в бедро ее супруга и поцарапался о его шашку. На что штаб-ротмистр, театрально наклонившись, спросил: «Что вам, милостивый государь, угодно?» Даже агенты, охранявшие Дурново, едва скрывали улыбку. «Ну ничего, — подумал Петр Николаевич, — супруга твоя крови тебе попортит.» Ходили слухи, что этим летом в лагерях на нее обратил внимание великий князь Павел Александрович, да и великий князь Владимир стал заглядываться на нее, когда она навязалась в подруги к Марии Павловне и стала часто бывать во дворце на набережной.

— При таком градоначальнике, как вы, — сказал Оржевский фон Валю, — можно быть спокойным за безопасность наследника. И я теперь могу спокойно отбыть к новому месту службы в Вильно и не бояться, что эти милостивые господа из полиции допустят еще какое-нибудь покушение. Полицейские при вашем предшественнике совершенно развратились, взяточничество было просто ужасное. Вот скажите мне: как, получая шесть тысяч, Грессер жил не в пример лучше меня, хотя мое жалование было почти десять тысяч. Его жена одевалась лучше, чем моя, хотя моя — урожденная Шаховская! А все потому, что оба они брали взятки.

— Лично я тоже взяток не беру, — сказал Федосеев.

— Сыскное отделение с Путилиным во главе при Грессере 120 тысяч ежегодно получало и ничегошеньки не делало, а у меня Секеринский с Охранным отделением на всю Россию 90 тысяч получал, и это его люди 1 марта злоумышленников выследили, а полиция тут вовсе нипричем была, — продолжал, расходясь, Оржевский.

— Ваши филеры случайно их схватили, — подал голос из-за занавески Дурново. — Они даже не знали, что у них с собой бомба. А Грессер действительно большой долдон был. Но вы езжайте спокойно к себе в Вильно, никаких заговоров не существует, а если и существуют, то мы с ними разберемся.

— А как же слухи, ходящие по городу? — спросил Федосеев.

«Ходят слухи, что ваша супруга в монастырь собралась, — подумал про себя Дурново, — а на самом деле она с генералом Черевиным херес распивает.»

— Не всяким слухам верить можно, — сказал он громко. — Все это немцы придумали.

— Почему придумали? У них в Европе заговоры социалистов и взрывы адских снарядов в порядке вещей. От них и к нам перешло по грехам нашим. И нечего себя обольщать: люди без разума и совести, одержимые диким инстинктом разрушения, выродки лживой цивилизации развелись ныне у нас эпидемически.

— Немцы могут и заговор выдумать и заговорщиков у нас найти среди помянутых выродков, и деньги им на адские машины ссудить… — к беседовавшим подошла женщина, до этого стоявшая неподалеку вместе с дочерью и внимательно прислушивавшаяся к разговору.

Это была княгиня Радзивилл, тетка хозяйки графини Клейнмихель, с этого сезона вывозившая в свет свою старшую дочь Луизу.

— А зачем же тогда предупреждать? — спросил у нее Дурново.

— Чтобы потом сказать: мы же предупреждали вас.

— Но мы можем быть спокойны, — сказал Федосеев, — поскольку все наши ловцы душ носят имя Петр, — Черевин, Дурново, Секеринский, Оржевский, Рачковский, — и за ними Государь как за каменной стеной. Петр Николаевич, разлейте шампанское, выпьем здоровье Государя.

— У меня нету, — Дурново отдернул занавес и показал пустой подоконник с одиноким бокалом. — Я бокал у лакея с подноса брал. А что, уже кончилось?

— Похоже на то, — кивнул головой Федосеев.

— Вон, дипломаты уже отчалили от скалы, значит в ней не осталось уже ничего, — сказала Радзивилл.

— Скоро в залу позовут, — вздохнул Оржевский и поманил лакея, на подносе у которого заметил откупоренную бутылку. — Хозяйка новое выставить поскупится.

Вслед за лакеем потянулись к Оржевскому и дипломаты. Монтебелло с Марокетти, неотрывно глядя осовелыми от шампанского глазами на уплывавшую от них бутылку, шествовали за нею, словно крысы за волшебной дудочкой Крысолова. По пути они зацепили бразильца, оставленного г-жой Пистолькорс в одиночестве, и втроем присоединились к кружку претендентов на последнее шампанское.

— Какой невыносимой холод, — сказал Монтебелло, растирая руки. — У меня руки онемели от этих бутылок и этой глыбы. Да еще шампанское ледяное просто. Они здесь в России специально его морозят что ли? Скажете, любезный Марок, как вы здесь прожили столько времени?

— А я привык, — сказал барон Марокетти. — Хорошее вино да побольше дров скрасят ваше существование в любой мороз.