Три короба правды, или Дочь уксусника

– Постойте, – окликнула его дама, тоже выходя на галерею. – Вы поставили меня в неудобное положение, ведь я ничем не могу отблагодарить вас сейчас. Но если бы вы проводили меня до дома…

– А где вы живете? – спросил Фаберовский.

– На Дмитровском, недалеко от Владимирского собора.

– Добже, я с радостью подвезу пани, – с готовностью согласился поляк.

Уж как ему было жаль потраченных двадцати рублей!

В извозчичьих санях они познакомились. Даму звали Ольга Иосифовна, она была уроженкой Одессы и приехала в столицу всего четыре года назад, когда муж получил перевод сюда по службе. Она пожаловалась своему попутчику, что очень страдает здесь без солнца и моря, а поляк в свою очередь, решив тряхнуть стариной, назвался старым агентурным именем графа Леливы де Спальского и рассказал, что очень тоскует по своему дому в Лондоне.

– Так вы из Лондона?! – воскликнула Ольга Иосифовна. – У нас в Одессе тоже есть «Лондонская гостиница».

– Когда-то я там жил.

– Как я люблю иностранцев! – Дама поворотилась вполоборота к Фаберовскому и прижалась под полостью ногою к его колену.

Извозчик повернул на Владимирский и затем на Стремянную. Увидев «Саратов» на углу с Дмитровским, дама вдруг переменилась в лице и крикнула:

– Стой здесь!

– Что случилось? – спросил поляк.

– Вы знаете, граф, я, наверное, не смогу вас принять, – в замешательстве сказала Ольга Иосифовна. – Я подумала, что муж неправильно меня поймет. Давайте встретимся с вами где-нибудь завтра во второй половине дня, я отдам вам деньги и мы будем в расчете. Завтра в три часа я буду в «Пассаже», мне еще нужно купить эгретку для шляпки. Вы не могли бы тоже прийти туда к этому времени?

– Добже, пани, я буду ждать у ювелирного магазина, где мы сегодня зазнакомились.

Фаберовский помог даме сойти с извозчика, и она скрылась за углом, повернув на Дмитровский. Заплатив извозчику, поляк быстро добежал до угла и успел заметить, как она скрылась в подъезде второго от угла дома. Выждав минут пять, он неспешно дошел до этого подъезда и обратился к дворнику, снисходительно подавая ему полтинник.

– Поведай мне, любезный – ты тут все ведаешь, – что за пани только что приехала до сюда?

– Возьмите ваши денежки обратно да катитесь подобру-поздорову! – замахнулся вдруг на него дворник.

– Ты что же, братец, денег не забираешь?! – отскочил в сторону поляк.

– Иди, иди, мазурик, пока в часть не отправил!

– А вот это тебе как выкажется?! – Фаберовский выхватил свой лист из-за пазухи и сунул дворнику.

Тот долго разбирал буквы на листе, жуя обледеневшую бороду, потом крякнул и озадаченно взглянул на поляка:

– Вишь, какая линия тут выходит… Что за пельмень с лапоть! Ты постой-ка тут, сударь, а я о вас посоветуюсь.

Дворник ушел, а вместо него вышел старший дворник и сказал сурово:

– Ничего не знаем-с, сударь. Не положено. Ступайте своей дорогою.

Такая реакция на его открытый лист была для Фаберовского неожиданной и странной. Что означало это пренебрежение к приказу директора Департамента полиции со стороны дворников, когда те должны были повиноваться одному его слову? Прекращение каким-либо особым распоряжением действия открытого листа? Или муж Ольги Иосифовны столь влиятельное лицо, что для него ничего не стоит замять дело с игнорированием приказа высшего в империи полицейского чина?

В полном смятении чувств он подошел к ближайшему городовому, предъявил лист и велел:

– Скачи на одной ножке до Владимирского и кукарекай!

Однако когда растерявшийся городовой – пожилой усатый мужчина – поднял одну ногу и набрал полную грудь воздуха, готовясь закукарекать, Фаберовский поспешно остановил его. Он положительно переставал понимать происходящее вокруг!

24 декабря 1892 года, четверг

– Самовар будете? – В дверь осторожно постучали.

– Будем!

Артемий Иванович высунул нос из-под одеяла.

– Смотри, Степан, у нас снег на подоконнике растаял. Жизнь-то налаживается!

Он откинул одеяло и сунул в валенки обутые в новые шерстяные пополам с бумагою носки, купленные вчера за 30 копеек. Открыв ключом дверь, он впустил коридорного с медным грушевидным самоварчиком.

– Никак хозяйка топить велела? – ехидно спросил Артемий Иванович.

– Управляющий распорядился с самого утра у вас протопить, – почтительно ответствовал коридорный, ставя самовар на дощатый стол. – Сахар, калач, лимон? Все от хозяйки.

– Передай пани Пфлюгер наш поклон, – сказал Фаберовский. – И чашки не забудь, у нас все перебиты.

– Хорошо быть на службе! – Артемий Иванович снял сушившиеся на спинке кровати портянки. – Вот, теперь и подвертки тебе могу вернуть. Хочешь – обратно кашне сшей, хочешь – князю татарскому продай.

– Сшей себе, пан Артемий, орденскую кавалерию из нее. Будешь через плечо носить.

– Сам ты дурак! – обиделся Артемий Иванович. – Все сегодня про тебя его превосходительству расскажу!