– А что у вас со ртом, ваше превосходительство? – спросил Соломон, сменяя Вареньку у постели Фаберовского.
– Эти сволочи меня хной вместо хины напоили, – прохрипел поляк.
Соломон хихикнул.
– Ваше превосходительство, дозвольте мне написать статью в журнале «Врач»: «Интересный случай ошибочного лечения горячки в стадии катарсиса»?
– Я тебе сейчас дозволю… – просипел поляк, гневно вращая воспаленными глазами. – Я тебя в Сибири сгною!
В молодости Иван Дмитриевич Путилин был очень охоч до женского полу, и первый брак его закончился поэтому страшным скандалом. Жена его потребовала развода, и даже взяла вину на себя, не будучи в силах выносить присутствие дома разных девиц под видом явившихся с докладом полицейских агентов. Со временем здоровье его сдало, и он женился во второй раз, на дочери управляющего одной из казенных железных дорог. Папаше очень не хотел видеть свою дочь замужем за потаскуном и к тому же полицейским сыщиком, однако случайно встретившиеся ему при выходе из управления Михрютка с Чекуш и Еремей Вольный Стрелочник с Горячего поля уговорили его дать решительное и бесповоротное согласие и благословить молодых. Последние годы, после ухода в отставку, Иван Дмитриевич сдал совсем. Когда он не разбирал свои бумаги, лелея наполеоновские планы создания общего очерка воровства и мошенничества в Петербурге, он дремал в кресле около печки, и только изредка увольняемые по беременности горничные свидетельствовали о том, что в нем еще сохранилась искра жизни.
Такой случай как раз произошел сегодня утром, когда прислуга Пелагея расплескала самовар и Ольга Семеновна обнаружила у нее наметившийся животик. Никакие оправдания про гороховый суп, запоры и завалы не помогли. Прислуге был поставлен клистир, а когда она была таким образом уличена во лжи, ее немедленно выкинули на лестницу вместе с пожитками.
– Не сдулось – вон!
Поэтому весь день в квартире Ивана Дмитриевича раздавалось хлопанье дверей, гром разбиваемых тарелок и другие нескончаемые бесчинства госпожи Путилиной. На зов его никто не являлся, днем он остался голодным и даже был вынужден сам ходить к буфету за холодной телятиной. Чтобы не слышать шума, производимого разъяренной супругой, Иван Дмитриевич заложил в уши ваты и притворил двери в кабинет, а поскольку в животе урчало от голода, и дремать было невозможно, сел за стол продолжать начатый труд.
Но едва он написал «Поимка вора или грабителя в большинстве случаев до такой степени затруднительна», как двери распахнулись, и госпожа Путилина язвительно бросила:
– Дожили! К нам явился начальник сыскной полиции! Прослышал, наверное, про ваши художества!