Три короба правды, или Дочь уксусника

– Так-с, – сказал поляк. – Не лужено, не паяно, со службы унесено… Что это такое? Самовар. А может бомба?

Он взглянул на Варакуту пронзительным глазом. В ответ тот жалко улыбнулся.

– Шутить изволите-с. Какие ж из самоваров бомбы…

– Верно, шучу. Ворюга – не разбойник.

– Ну, коли вы так к самоварам пристрастны, так и самоварничать небось любите? – спросил Артемий Иванович и направился к буфету, на ходу поправляя лямки гидропульта.

Он раскрыл стеклянные дверцы и достал слегка обколотую сахарную голову в синей бумаге, но она не поместилась в карман пальто, где уже лежала бутылка шампанского. Пришлось поставить ее обратно в буфет, зато длинная конфета-леденец в кармане поместилась.

– Мудро! – заметил управляющий, пристально следивший за этими маневрами. – Если разом вопрос уладить, то и десяти рублей довольно, а если с каждой квартиры понемногу брать, так и полсотни наберется.

Поляк презрительно посмотрел на Чреслера, подошел к Артемию Ивановичу, двумя пальцами извлек из-за пазухи у него конфету и водворил ее обратно в буфет.

– Сладеньким балуетесь? – спросил он у Варакуты.

Инженер побледнел. И тут Фаберовский заметил в темноте буфета, за стеклянной чайницей, два электрических провода, торчавших из просверленной в буфетной стене дыры.

– А это что такое? – спросил он. – Никогда такого не видал. Лампочку электрическую в буфете решили завести, что ли?

– Да, – облегченно выдохнул Варакута.

– Ну, электричество не по нашей части. Пан Артемий, пойдемте дальше. Нам еще вон, сколько квартир сегодня осмотреть нужно.

Дальнейший осмотр дома был произведен спустя рукава, но занял много времени, так как помещения в подвале и во внутреннем флигеле, хотя и имели мало отхожих мест, но зато и сами мало отличались от отхожего места.

– По результатам осмотра мы рекомендуем санитарной комиссии произвести дезинфекцию подвальных помещений, – подвел итог Фаберовский, пряча во внутренний карман чреслеровскую десятирублевку. – А в остальном состояние дома следует признать приемлемым.

– Дали – и ладно, все не в морду, – сказал Артемий Иванович, когда они уже в полной темноте вышли на Шпалерную. – Мне половина.

– У пана Артемия тыщи в банке лежат. Ладно, пошли к кухмистеру. – Фаберовский кивнул головой в сторону кухмистерской квартиры, где в освещенном окне были видны два совершенно одинаковых силуэта.

– Ну и как их мне, Степан, различать? Как бы после свадьбы ненароком другую не испортить.

– А ты вели молодой жене первым делом платье новое сшить, и чтобы по рукавам и по подолу везде имя было аграмантом пущено.

Они вошли в подъезд и Артемий Иванович с грохотом свалил с плеча тяжелый медный баллон.

– Как, Лукич, соберутся нынче вечером заговорщики-то? – спросил Фаберовский у швейцара.

– Думаю, соберутся, – сказал Лукич. – Я, вашбродие, еще утром, пока они не разъехались, кухарку черную нашу туда посылал послушать, когда пойдет белье на чердак вешать… Сам-то я глуховат с войны…

– И что она там наслушала? – спросил Артемий Иванович.

– Говорит, что слыхала, будто вечером у них опять собрание будет. А еще слыхала, как один говорил: не идут, дескать, к ним казачки, побаиваются. Ну да ничего, дай, де, им срок, и казачки под них лягут! Я так думаю, вашбродие, что говорили они о переезде из Гатчины к нам сюда в казармы Собственного конвоя. Дескать, переедут, тут-то мы их и распропагандируем!

– А как ты думаешь, Лукич, – сказал поляк, – можем мы как-то незаметно послушать то, что говорится на их сборище?

– Может быть с чердака? – предложил швейцар. – Или как-нибудь через дверь, как кухарка? Если на чердаке пол разломать, то, может, что и еще разобрать сумеете.

– Можно попытаться, – согласился Фаберовский. – А за входящими в квартиру можно будет наблюдать с чердачной лестницы через щели в двери и деревянном кожухе. Надо у кухмистера воронкой разжиться, да фонарем каким-нибудь. Пошли, пан Артемий.

– Только, Степан, ты уж как-нибудь узнай, на которой из барышень я женюсь, – попросил Артемий Иванович. – А то конфузно выходит: мне с ними оставаться тебя дожидаться, а я и не знаю, какую из них просить мне чаю налить.

Он жалостливо шмыгнул носом и вжал голову в плечи, словно в ожидании подзатыльника.

– Ох, и хитрый же ты, пан Артемий! – покачал головой поляк. – Ну, раз ты остаешься, так и выясняй.

Дверь им открыла Агриппина Ивановна.

– Вот и мы! – сказал Артемий Иванович, настороженно заглядывая ей за спину. Барышень в прихожей не было, и он решил узнать имя своей нареченной простым и гениальным способом. – Зовите же, любезная Агриппина Ивановна, скорее мою невесту!

– Сердынько мое, иди сюда, тебя жених зовет! – крикнула вглубь квартиры Агриппина Ивановна.

На ее зов явились сразу обе барышни. По какой-то неведомой причине в косы у них сегодня были вплетены одинаковые ленты, что делало распознавание кухмистерских дочек задачей почти неразрешимой.

Поляк хмыкнул.