Три королевских слова

Если, к примеру, допустить, что на Чудовище наложили заклинание инверсии, то можно прикинуть, каким он был раньше. Когда мы встретились, Чудовище произвел на меня впечатление существа безобразного и туповатого, но позже выяснилось, что он покладист, заботлив, простосердечен в лучшем смысле этого слова.

Вырисовывалась безрадостная картина. Вполне возможно, впереди меня ждало знакомство с хитрой, вредной, эгоистичной, бездушной скотиной. Скотина будет злобно хохотать и гоняться за мной с бензопилой, найденной в кладовке (в этой кладовке порой обнаруживались самые неожиданные предметы; я не удивилась бы, если там нашлась бы и хоккейная маска).

Чудовище заметил мою отрешенность.

— Не хочешь играть? Ты грустная. Думаешь о плохом?

Попробовать поговорить, что ли? Вроде бы его разум уже достиг того уровня, когда можно обсуждать вещи посложнее, чем мытье рук перед едой.

— Я думаю о тебе.

Он помрачнел, скомкал в кулаке фантик с веревочкой и присел на стул. Взглядом Чудовище уперся в пол.

— И что ты думаешь? — спросил он несчастным голосом. — Я плохой?

Жалость коснулась моего сердца. Неизвестность страшила не только меня. А Чудовище так эмоционально на все реагировал… Может быть, ему еще страшнее, чем мне.

Ох, что же нас ждет?

Я подошла и, встав на задние лапы, потрогала его за колено. Чудовище подхватил меня и прижал к груди. Я обняла его за шею и вдохнула знакомый полынный запах.

— Пока нет. Но можешь им стать.

— Но ведь могу и не стать?

— Не знаю. Правда не знаю, что случится, когда ты выздоровеешь. Может так выйти, что ты станешь относиться ко мне… не очень хорошо.

Я почувствовала, как он замер.

Чудовище порывисто выпрямился и поставил меня рядом на комод, чтобы можно было смотреть мне в глаза. Некоторое время он подбирал слова и наконец выговорил:

— К тебе? Плохо относиться? Как можно к тебе плохо относиться? Я никого красивее и умнее не видел!

Много ты видел… Я не могла не улыбнуться… смешной такой… Мне, конечно, понравилось наивное замечание Чудовища о моей несравненной красоте и потрясающем уме, тем более что это было сказано от души, но расслабляться не стоило.

— Давай сделаем так. Если ты вдруг почувствуешь что-то странное по отношению ко мне — скажи об этом сразу же.

Чудовище пожал плечами.

— Я могу прямо сейчас сказать. Я всегда чувствую странное, когда смотрю на тебя. Вот здесь. — И он прижал ладонь к левой половине груди.

Не сразу я нашлась, что ответить. Сначала зажмурилась и потерлась щекой о его плечо. Потом пояснила:

— Имелось в виду, если ты вдруг начнешь думать обо мне плохо — тогда скажи.

Чудовище смотрел все так же недоверчиво.

— Но я никогда не буду думать о тебе плохо.

— Ну, или вдруг тебе захочется сделать что-то странное… э-э-э… например, выпить моей кровушки… ну так… внезапно…

Прозвучало глупо. Очень глупо.

— Чего-о-о? — как-то очень по-человечески протянул Чудовище. У него даже голос изменился, стал ниже.

— Ну я и говорю: что-то странное…

— А что еще странного мне может захотеться? — Это было произнесено тем же незнакомым баритоном и звучало отнюдь не наивно, а скорее с насмешкой.

Как же быстро-то он прошел путь от смеха до иронии…

Ладно, во всяком случае, попытка сделана. Может, где-то и отложится.

Я бодро сказала:

— Не буду перечислять, странностям нет предела. Где мой фантик с веревочкой? Давай играть.

Чудовище разжал кулак. На ладони у него лежала горстка пепла.

Вот так. А я-то думала, у нас еще есть время…

— Это он сам, — заторможенно сказал Чудовище, разглядывая пепел.

Угу. Сам. Поздравляю, Даня, ты живешь в одном доме с эмоционально нестабильным пирокинетиком.

Я заглянула ему в глаза и мягко сказала:

— Нет, не сам. Ты расстроился и сжег мою игрушку. Я знаю, что ты не нарочно, но постарайся больше так не делать. Так можно и без дома остаться — загорится что-нибудь, и начнется пожар. Не стоит в студеную зимнюю пору — помнишь? — оставаться без дома. Замерзнем.

— Я постараюсь. Но это не я.

— Это ты, и чем скорей ты это признаешь, тем безопаснее всем будет.

— Это не я, — упрямо сказал Чудовище. — Не хочу больше меняться. Не хочу быть умным. Не хочу ничего жечь. Что для этого надо делать?

Или не делать.

Не надо бродить ночами по черной степи, и не надо связывать красные нити. Теперь, когда на груди Чудовища обнаружилась пентаграмма, мои странные ночные занятия определенно обрели смысл — это было лечение. Я поднимала из руин разум Чудовища, воссоздавала его прежний облик, возрождала его магию.

Как ни дика была эта идея, но, видимо, так получилось, что невероятным образом я стала для Чудовища кем-то вроде фамильяра, а фамильяры, как известно, могут взаимодействовать с хозяевами на разнообразнейших уровнях, включая самые тонкие.

Следом за этим соображением возникло следующее: процесс можно запустить и в обратном направлении. Если начать снова рвать связи, очень скоро Чудовище превратится в безобразное, но милое и доброе домашнее животное. Весьма управляемое домашнее животное.