Три королевских слова

И так я лежала долго-долго, пока не почувствовала, что дальний уголок подсознания, отведенный этому периоду моего существования, заполнен до отказа.

Потом я поднялась и принялась за работу.

Восстановление шло бешеными темпами. Едва лишь я подносила одну нить к другой, как концы начинали тянуться друг к другу, и узелки завязывались мгновенно. Время остановилось, любезно дозволив мне сделать как можно больше. И усталости я не чувствовала, хотя иногда от одного разрыва до другого приходилось идти достаточно долго.

Бог знает, сколько километров было пройдено за эту ночь. Но любая работа рано или поздно подходит к концу, и вот передо мной оказался последний разрыв. Так же, как раньше я интуитивно догадывалась, где искать тлеющие клубочки, так же и сейчас мне было очевидно: это действительно финиш.

Последний промежуток оказался совсем небольшим, с пару моих ладоней; нить для него тоже была коротенькой.

Я медлила.

То, что я сейчас собираюсь сделать, запустит грозный механизм, который своими пришедшими в движение шестеренками сможет размолоть меня в труху. В любом случае я снова вернусь в кошачье тело, и как знать — не навсегда ли?

Несколько раз я глубоко вздохнула, собираясь с духом, и уже стала наклоняться, чтобы все-таки замкнуть цепь, как вдруг какое-то движение почудилось мне впереди.

Темная фигура приближалась издалека, легко перешагивая-перепрыгивая через огненные линии. Я еще не могла толком разглядеть лицо, но длинноногий широкоплечий силуэт с закрученными рогами на голове опознала сразу же.

Чудовище в своем первоначальном виде шел ко мне.

Он подходил, и это было диковинней всего — видеть не громоздкого гиганта, а существо обычных человеческих размеров. Он был высок — но не сверхъестественно: это простое, в сущности, обстоятельство почему-то придавало ситуации невероятную фантастичность, хотя такая характеристика не совсем подходила для сновидения, где может произойти все что угодно.

Когда Чудовище приблизился, я обнаружила, что там, где должно было быть лицо… или морда… ну хоть что-нибудь, не было ничего — там сгустился черный мрак.

Но все равно это был Чудовище, и я его не боялась.

— Не делай этого, — донеслось из мрака.

А вот голос был новый, тот, что прорывался у Чудовища в последнее время, — его настоящий голос. И манера разговора больше не напоминала речь подростка.

— Не делать чего?

— Не делай этого, сгоришь.

Он подошел совсем близко, забрал у меня последнюю нить и указал себе на грудь.

— Положи левую руку сюда, — сказал Чудовище.

Я послушалась и положила ладонь ему на грудь. Под грубой серой тканью сильно билось сердце, и каждый удар вливал волшебное электричество в мое человеческое тело.

Будто по венам побежали искры, насыщая кровь магией.

Чудовище дважды обернул красную нить вокруг моего запястья, оставшиеся кончики завязал узелком.

— Не снимай никогда, не отдавай никому.

— А тебе?

Где-то там, во тьме, кто-то усмехнулся.

— Мне — тем более.

Я не торопилась убирать руку. Ладонью я чувствовала биение сердца, и от горячей пульсации у меня слегка кружилась голова.

— Можно я тебя еще потрогаю? — Я замедленно провела по выпуклой груди Чудовища, и голова закружилась еще больше. Что-то со мной творилось: мне хотелось осязать и осязать Чудовище — так, как это может делать только человек с человеком. Я почти забыла, каково это — прикасаться к кому-то, чувствовать, что там, под тканью, гладкая теплая кожа, до которой можно добраться… Я вспоминала и теперь испытывала такие острые ощущения, что от волнения мне было трудно дышать.

Вместо ответа Чудовище наклонил голову, и темные пряди закрыли мрак лица. Он стоял неподвижно, прислушиваясь к прикосновениям.

Моя рука скользнула выше, на ключицу, потом на шею. Я любила обнимать его лапами за шею и утыкаться в нее носом, а Чудовище всегда сообщал, что нос у меня холодный и мокрый, а я всегда отвечала: «Но тебе же это нравится, я знаю», — и он соглашался, что да, нравится…

Мне вдруг захотелось уткнуться лицом в шею Чудовища и прикоснуться к ней губами.

Это было сумасшествие, и это надо было остановить. Бог знает, до чего я могла дойти.

Я сделала над собой усилие — невероятное усилие! — и убрала руку, с сожалением скользнув напоследок по плечу Чудовища.

— Прости, — сказала я, приходя в себя. — Я так давно не была человеком.

— Я тоже, — ответил Чудовище глухо.

Я смотрела в темноту и чувствовала, что темнота тоже смотрит на меня.

Отвести глаза получилось не сразу.

— А с этим что делать? — босой ногой я показала на разрыв в пентаграмме. — Это последний участок. Лишних нитей нет.

Чудовище присел на корточки.

— Ничего, здесь мы немножко смухлюем.

Он взялся за концы нитей и потянул их друг к другу. Несмотря на мизерное расстояние, это было нелегко — я видела, как напряглись жилы на сильных руках, но он это сделал, он соединил два конца, не подходивших друг к другу.

Нити срослись, как родные, и сразу же стало светлее. Свечение усилилось, и потрескивание стало громче, к нему прибавилось гудение — так гудит пламя, когда набирает полную силу.

— Теперь я уйду. — Чудовище встал. — Мне пора.