Три косточки тамаринда

В кабинете Марина устроилась в кресле, все еще мысленно улыбаясь своей коридорной незнакомке и счастливому исходу ее страданий. Медсестра готовила вакцину и инструменты.

– Вы делаете генетические анализы? – вспышкой, моментально родился на языке неожиданный вопрос.

– Мы все делаем.

– Тогда возьмите еще кровь на болезнь Хантингтона, пожалуйста.

И пока медсестра затягивала жгут вокруг предплечья, просила поработать кулаком и набирала в пробирку темную кровь, Марина плыла в безмятежности. Она знала, что этот поступок – правильный.

Жизнь захватила ее. Несколько новых костюмов, достаточно представительных и при этом максимально легких, – в Африку, чай, едет не в Мурманск. Новый купальник, нет, чего мелочиться – два новых купальника. И тройка комплектов умопомрачительного кружевного белья: ничуточки не удобно и не практично, зато какая красота. В свете примерочной кожа, больше пяти лет не знавшая солнца, выглядела почти бирюзовой. Марина поморщилась: будь они неладны, эти примерочные. Всегда выгляжу, как живой труп или как тушка бройлера, залежавшегося на витрине супермаркета… А значит, еще флакон новых, каких-нибудь остромодных духов из парфюмерного магазина напротив. И не забыть солнцезащитный крем – чтоб непременно с самой высокой степенью защиты. А еще пудру – хотя нет, пудра на жаре скатывается и липнет пятнами, так что обойдемся без нее…

Телефон зазвонил в сумочке как раз в тот момент, когда Марина перенюхала уже с десяток туалетных вод, в носу свербило, а консультант протягивал баночку с кофейными зернами.

– Один момент! – попросила она и ответила на звонок.

– Здравствуйте. Готовы результаты ваших анализов. Вы можете забрать их с девяти до пяти ежедневно…

– Подождите-подождите, – прервала говорившую Марина. – Дело в том, что у меня в ближайшие дни совершенно нет времени, ни минутки. А потом я улетаю. Вы не могли бы мне их прочитать, прямо сейчас?

В трубке замялись.

– Ну, если вы уверены… Сейчас.

Марина отошла почти к выходу из магазина и в задумчивости водила пальцем по сверкающим бутылочкам с люксовым гелем для душа и молочком для тела. Кокос, жасмин, корица, нероли, франжипани, – читала она перечисление различных добавок. От кондиционера веяло, как от колотого льда.

– Алло, Марина, вы слушаете? У вас положительный результат. На Хантингтона.

– Прочтите точно, пожалуйста.

– Вот, я цитирую заключение: «В результате анализа ДНК короткого плеча 4 хромосомы выявлено увеличенное число копий ЦАГ-повтора (48)»…

– Спасибо. Всего доброго.

Очень многому люди просто не придают значения. Говорят «спасибо», не осознавая, что этим просят «спаси, Бог» или «спаси, Господи». Желают «всего доброго», не желая в особенности ничего хорошего. Мы постоянно пользуемся формулами, значения которых забыты, утрачены, затерты… Так думала Марина, оставив неоплаченной целую корзинку косметики у кассы в парфюмерном. Она вообще много думала, и все без толку, цепляясь за какие-то невнятные, оскоминные парадоксы – как, быть может, ускользающее сознание князя Андрея Болконского цеплялось за небо Аустерлица. Но если бы кто-то сейчас сказал ей хоть что-нибудь про это небо, она, наверное, закричала бы или ударила.

Никого не было рядом, а прохожие не склонны к отвлеченным рассуждениям. Так что Марина дошла до дома, купив в ближайшем магазине две бутылки крымского сухого. Без закуски, не надо даже сыра. Отменила свою командировку: пусть какао-бобы как-нибудь приобретаются без нее. И продаются без нее. Какое ей до них дело? Кому вообще нужны эти чертовы бобы? Особенно когда она совершенно точно больна, больна так же, как и мать, и умрет той же смертью, сходив под себя, быть может, еще и в пролежнях – ведь кто будет мыть и присыпать ее тальком, если она одна во всем мире? Ей не удастся умереть дома, ведь там за ней некому ухаживать. Нет, ее поместят в специальное учреждение, где она будет гнить и сходить с ума, превращаясь в трясущуюся развалину, без собственных мыслей, без эмоций… Нет никаких бобов – ни какао, ни обычных, ни фасоли, ни гороха. Впереди вообще нет больше ничего, кроме страха и неминуемого распада. Какая ослепительная, удачная, яркая сложилась жизнь…

Распивая крымское вино из надтреснутой чашки большими глотками, Марина стремительно пьянела. Она отчаянно хотела поговорить хоть с кем-то, даже и не поговорить, просто посидеть обнявшись. Но пролистав телефонную книгу, она поняла, что позвонить ей некому. Одни коллеги, шапочные знакомые, ученики. Вершинин. Васька. Тамара. Нет, никого. Отличный багаж к двадцати девяти годам. Подруги? Нет, только не они. И, наполнив чашку до краев, она принялась прихлебывать, давясь.